Судьба по книге перемен
Маня обняла горячее, плотное, мускулистое тельце, потёрлась носом, понюхала – ей страшно нравился запах Вольки, должно быть она ненормальная! – и велела ему сидеть тихо.
Волька так сидеть отказался – уже насиделся, достаточно!
Он принялся неловко вскидывать упористые передние лапы Мане на джинсы, тыкаться рылом, похожим на свиное. Было совершенно понятно, о чём он толкует – когда же, когда мы пойдём гулять по городу и гонять голубей в сквере на Конюшенной или хотя бы за роман засядем! Вольке нравилось писать с Маней роман – она стучала по клавишам ноутбука, а он часами дремал у неё на ноге, такая красота!..
Маня и погладила, и поцеловала, и пошлёпала, но Волька не унимался, и открывать дверь следующему просителю они отправились вместе. Тётя ей всыплет, как пить дать!..
– Господи, – перепугалась женщина средних лет, очень просто одетая, с нелепой сумкой на боку. – Уберите, я собак боюсь!
– Он не тронет, не беспокойтесь.
– Нет, нет, я не войду, я боюсь!
Маня отволокла Вольку обратно в кабинет, где он сразу же принялся кидаться на дверь.
– Проходите вот в эту комнату.
Оглядываясь по сторонам, женщина старательно вытирала ноги о коврик, а потом долго расшнуровывала кеды.
– К нам можно в обуви, – в третий раз сказала Маня, прислушиваясь к шуму, который производил её пёс в кабинете. За шум тётя тоже всыплет!
– У вас паркеты вон какие, – пробормотала женщина, – что ж я уличную грязь на них потащу!..
Звали её Виктория Павловна, она служила в бухгалтерии какого‑то завода. По её мнению, злая колдунья наложила на неё «венец безбрачия», и она просила Эмилию его снять.
Напрасно тётка уверяла, что никого венца на ней нет, Виктория Павловна точно знала, что есть.
– Это она меня прокляла, – всхлипывала просительница, – соседка из Паршино! Когда мы на картошку приехали! Она за Вадика замуж собиралась, а он меня увидел и полюбил. И в город за мной уехал! А она к колдунье пошла! Чтобы меня… погубить! Я знаю! С тех пор замуж выйти не могу, ну, вот никак! Сделайте хоть вы что‑нибудь, снимите этот венец проклятый!..
Эмилия думала, пристально глядя на женщину. Та плакала.
Маня притаилась за своим секретером, просто замерла. Ну, хорошо, Кара Ван может приходить до бесконечности, и также до бесконечности приносить денежки, от неё правда не убудет, а эта тётка? Она явно не сможет постоянно платить ясновидящей гонорары! Как Эмилия станет выходить из положения?..
– Венца безбрачия нет, – проговорила Эмилия сурово и внушительно. – Да его и мало кто может наложить, деревенской колдунье это не под силу!
– А как же?! Почему ж тогда замуж‑то никто не берёт?!
– Сейчас посмотрим.
И Эмилия принялась раскладывать карты.
Вердикт оказался более чем расплывчатым – вроде бы, Виктория Павловна вскоре выйдет замуж, но только если не изменится энергетический поток, который должен привести к ней избранника, а он вполне может измениться от того, что у Виктории Павловны на уме какое‑то тёмное дело, о котором Эмилия толком сказать ничего не может, потому что сейчас оно скрыто от её глаз.
– Да какое же у меня может быть тёмное дело? – перепугалась Виктория Павловна.
– Вы подумайте, – велела Эмилия. – Вспомните, кого вы осуждаете или про кого плохо думаете. Или, может, за что‑то невзлюбили. Образ придёт к вам сам собой, вы просто должны думать.
– И… дальше что?
– Попросите прощения.
Лицо Виктории Павловны выражало огромное, болезненное разочарование. Мане было её ужасно жаль.
Но, оказывается, Эмилия припрятала в рукаве козырь.
– А вот это, – и она подала со стола склянку, – специальное масло. Накапать в воду и греть на свечке. Оно улучшает и просветляет ауру. А это, – тут Эмилия достала какой‑то листочек в файловой папке, – дыхательные упражнения. Делать, пока свечка горит.
Виктория Павловна оживилась.
– Через месяц ко мне, – продолжала Эмилия. – Если образ раньше явится, приходите сразу.
– Приду! – словно поклялась Виктория Павловна, прижимая к груди пузырёк и папочку.
– А сейчас, – продолжала Эмилия, – ступайте мимо Спаса на Крови, мимо Инженерного замка…
– Да мне совсем в другую сторону, мне в метро!
Эмилия взмахнула рукой, останавливая просительницу.
– Возле входа в парк всегда стоит лоток с мороженым. Обязательно купите мороженое и съешьте. Только это обязательно. Понятно?
– Понятно, – зачарованно согласилась Виктория Павловна.
Вот наконец волшебство‑то! Всё на месте – и склянка с особенной жидкостью, и листок с заклинаниями, и странное задание!
– Тётя, – громко сказала Маня, закрыв за Викторией Павловной дверь, – вот тебе не стыдно? Совсем, ни капельки?
– Чего именно я должна стыдиться, племянница?
– Ты же… ты же выдумываешь всё! Она купит это самое мороженое и будет ждать перемен. Она же верит! А ничего не будет, никаких перемен! И муж у неё от мороженого не появится!
– Ну, – неопределённо сказала Эмилия, – мы посмотрим.
– Дыхательные упражнения, капли из аптеки! Это же такое… надувательство! Что ты станешь делать, когда она опять придёт?
– Ты запомни её, Маня, – вдруг сказала Эмилия добрым голосом. – Она больше не придёт.
– Как?! Ты же ей сказала приходить! И этот самый… образ врага! Она должна что‑то такое вспомнить и попросить прощения! Я же слышала!
– Она больше к нам не придёт. Ей будет не до нас. У неё будут свадебные хлопоты.
– Тётя!
– Ммм?.. И прошу тебя, когда я работаю, не выпускай своего урода! Он сбивает тонкие настройки!
Маня зафыркала носом от возмущения, помчалась на кухню, залпом выпила стакан ледяной газированной воды, задохнулась, икнула и прикрыла рот рукой.
…Вот так тётка! Вот так Эмилия! Выходит, ей совсем, нисколечко не стыдно?! И неловкости никакой нет?!
Нужно написать об этом роман – об обмане, в который сам обманщик верит так истово, что в какой‑то момент перестаёт считать его обманом, и стыдиться тоже перестаёт!
Впрочем, высокие материи больше по части Алекса Шан‑Гирея, чем Марины Покровской! Он велик, а она даже на роль Софьи Андреевны, жены писателя, претендовать не может!