Тайна опозоренной жены
– Все вон отсюда! – произнес он коротко и глухо. – Оставьте на с моей супругой наедине!
Что‑то в его голосе пугало и заставляло подчиниться.
Служанки поспешили уйти. Доктор собрал чемодан, откланялся и тоже направился к двери. На ходу он бормотал прощание и какие‑то рекомендации по поводу супружеского долга. Потом дверь закрылась.
– Мадам! – резко и недружелюбно произнес красавец, сверкнув темными глазами. – Как вы это объясните?
Он указал рукой на колыбельку.
– Вы сейчас о чем? – спросила я, удивленно.
Сон уже переставал мне нравиться. Напряжение росло в воздухе.
– Вы прекрасно знаете, о чем я! – резко произнес красавец, отшатнувшись от колыбели так, словно оттуда к нему тянулись щупальца.
– Так, объясните мне, в чем дело? – спросила я, немного не узнавая своего голоса. Интонации узнавала, а вот голос показался чужим.
– Не надо притворяться! – прорычал красавец, брезгливо отходя от колыбели. – Впрочем, не хочу слышать ни слова! Такого позора я вам не прощу!
Все, спасибо, сон посмотрела, пора на работу! У меня с утра планерка, так что не хочу на нее опаздывать. Я закрыла глаза, в надежде проснуться у себя дома.
– Мадам, я вас покидаю! – произнес звенящий холодной ненавистью голос, когда я готовилась услышать злополучный будильник. – На мое содержание можете не рассчитывать! После такого, я вас знать не знаю! Поместье я оставлю вам. Это – единственное. И больше ничего!
Я снова открыла глаза, видя, как разъяренный красавец стоит посреди комнаты. В его почти черных глазах полыхал огонь ненависти.
– Вы могли бы… – начала я, но меня перебили.
– С этого дня я не желаю вас видеть. И ваша дальнейшая судьба меня не интересует! – произнес красавец, а его глаза сверкали яростью. – Живите, как хотите! То, что лежит в колыбели, я отказываюсь признавать своим ребенком! Я не могу предъявить это обществу!
Его глаза злобно сверкнули, а ноздри свирепо раздувались. Мне кажется, он был близок к тому, чтобы что‑то сломать! Причем, что‑то в его взгляде подсказывало, что первым он готов сломать мою шею!
– Я немедленно уезжаю. Если будете писать письма, знайте, они сразу же полетят в камин! Я даже читать их не стану! – гневно выплюнул красавец, а я видела, как его грудь вздымается под сорочкой. – Так что можете не тратить бумагу! С этого дня вы для меня умерли!
Он развернулся и вышел из комнаты.
Я слышала отдаленный голос: “Собирайте вещи! Готовьте карету!”.
Из коридора доносился топот слуг, сбивающийся с ног.
Я попыталась встать, чувствуя в теле такую мучительную слабость, перерастающую в звенящую мигрень, и ноющую боль внизу живота. Болело все, начиная от солнечного сплетения до пупка, а потом боль сползала вниз.
Грудь была тяжелой и такое чувство, что горячей… Поясницу вообще хотелось отстегнуть.
Каждое движение причиняло неимоверную боль, но я взяла себя в колготки и с усилием поднялась с кровати. Едва не окосев от боли, увидев мушек перед глазами, я тут же присела, чтобы попытаться прийти в себя.
– Давай, ты сможешь! – сглотнула я, чувствуя, как меня качает. Ноги сводило, боль становилась ярче. Опираясь то на на балясину кровати, то на шаткий столик, то на спинку кресла, где кто‑то забыл полотенце, я пробиралась к колыбели.
Мне начинало казаться, что оттуда вот‑вот покажется щупальце. Или клешня. Я мысленно готовила себя к тому, что там лежит как минимум чужой. Иначе, что могло вызвать у красавца такую реакцию?
До колыбели оставалось всего несколько шагов, а я оперлась о подоконник, чувствуя, как боль заставляет руки дрожать. Оттуда открывался вид на широкую дорогу и красивый сад. Внизу стояла карета, вокруг которой суетились люди, цепляя на нее багаж.
Красавец стоял и отдавал приказы, нервно поправляя манжету.
Я перенесла вес на руки, видя, как приготовления закончены. Красавец уверенными шагами направился в карету, даже не взглянув на дом. Через пару секунд карета тронулась и понеслась по дорожке между аккуратными кустами кремовых роз, отбивая звонкий ритм.
– Но! – крикнул кучер, вставая на козлах, а карета уносилась в тенистую аллею, скрываясь за зеленой листвой.
Вздохнув, я поползла в сторону колыбели. На мгновенье я увидела отблеск на стене. В отражении мелькнула незнакомая мне красивая молодая женщина с растрепанными темными кудрями и карими глазами. Она была бледной, как привидение. И щурилась на меня так же, как я щурилась на нее.
Я едва доползла до нее, цепляясь за нее рукой. Колыбелька качнулась, а я потеряла равновесие, сползая на ковер. Предприняв усилие, за которое нужно срочно давать премию, я встала и склонилась над колыбелью, ожидая увидеть все, что угодно, но увиденное меня заставило обалдеть.
Глава 3
На меня с интересом смотрел очаровательный голубоглазый малыш с золотистыми кудряшками. Глаза у него были необычные. Словно синее небо с первыми проблесками звезд…
Он скуксился, словно косточка персика, покраснел и заплакал. Я осмотрелась, не зная, что делать… А потом поняла, стараясь взять на руки ребенка.
“Только бы не уронить!”, – пронеслось в голове, когда я прижимала к себе теплый хнычущий комочек.
Его нужно покормить.
Тянущая боль заставила меня выдохнуть.
Я опустилась в кресло, ойкая от боли и стала расшнуровывать рубашку. Это был мой первый опыт материнства! Даже во сне!
– Тише, – прошептала я, чувствуя, как мое дыхание колышет золотистый пушок на голове малыша.
Справившись с завязками и кружевом, передо мной встала дилемма. А какой лучше?
Я решила начать с левой. Малыш не понимал, что я от него хочу, а потом ка‑а‑ак понял и зачмокал.
– Фыф… – втянула я воздух сквозь стиснутые зубы, чувствуя очень странное и немного болезненное ощущение. Потом вроде бы стало терпимо. Я успокоилась, видя, как ребенок самозабвенно ест.
“Это сон!”, – подумала я, глядя на кроху, который высвободил маленькую ручонку и толкал ею грудь. Маленькие пальчики с ямочками ерзали по мне, пока я терпеливо сидела и ждала, когда малыш поест.
Я рассматривала роскошный интерьер. На каминной полке стояли золотые часы. На стенах висели картины в золотых рамах, дорого обставленная комната пестрила всяческими безделушками, красивыми и явно дорогими!
Внезапно дверь открылась, а я увидела старую служанку.