Там, где раки поют

– Вон, гляди! Синяя одежда – да это же человек в болоте!

– Эй! – крикнул Бенджи. – Вы чего там делаете?

– Слышь, у него лицо не двигается.

Проворно перехватывая перекладины руками, они быстро спустились и обошли вышку кругом, увязая в зеленоватой жиже. Там и вправду лежал человек – навзничь, левая нога неестественно вывернута, глаза открыты, рот разинут.

– Мамочки! – выдохнул Бенджи.

– Ой, да это Чез Эндрюс!

– Погнали к шерифу!

– Узнают, что мы сюда лазили, – влетит нам!

– Да никто сейчас и не вспомнит про это. И воронье вот‑вот слетится.

Оба повернули головы на карканье, и Стив сказал:

– Одному из нас надо остаться, ворон отгонять.

– Ты что, сдурел? Очень надо мне одному тут торчать! Да и ты тут без меня не останешься, клянусь головой индейца!

Они оседлали велосипеды и, налегая на педали, пустились по вязкой песчаной тропе обратно в город, на Главную улицу, а там кинулись к приземистому зданию, где за столом сидел шериф Эд Джексон, а с потолка свисали на длинных проводах голые лампочки. Шериф – кряжистый, рыжий, в веснушках – листал спортивный журнал.

Дверь была не заперта, и мальчишки влетели без стука.

– Шериф…

– А‑а, Стив, Бенджи! Вы с пожара, что ли?

– Мы Чеза Эндрюса видели – в болоте лежит, у пожарной вышки! С виду мертвый. Ни рукой ни ногой не шевельнет.

Со времен основания Баркли‑Коув в 1751 году нога полицейского не ступала в заросли меч‑травы. В сороковых – пятидесятых шерифы, бывало, пускали на болото ищеек по следу беглых преступников, и до сих пор собак держали в участке на всякий случай. Но Джексон обычно не брался расследовать преступления, где замешан болотный люд. Крысы есть крысы, пускай себе грызутся.

Но Чез – другое дело. Шериф вскочил, сорвал с вешалки шляпу.

– Показывайте.

Машина ползла по песчаной дороге через дубняк и заросли остролиста, рядом с шерифом сидел доктор Верн Мэрфи, единственный в городке врач, – стройный, поджарый, с проседью. Оба подпрыгивали на ухабах под скрежет колес, доктор чуть не бился головой в стекло. Давние друзья, почти одногодки, они вместе рыбачили, и не раз приходилось им сообща расследовать одно дело. На этот раз ехали молча – обоих тяготила обязанность подтвердить, чье тело лежит в болоте.

Стив и Бенджи тряслись в кузове с велосипедами; наконец грузовик остановился.

– Он там, мистер Джексон. Вон, за кустами.

Эд выбрался из кабины.

– Вы, ребята, ждите тут. – И следом за доктором шериф стал пробираться по болоту к телу Чеза.

Грузовик распугал воронье, но над трупом вились прочие птицы, не отставали и насекомые. Жизнь брала свое.

– Да, это Чез, он самый. Сэм и Патти Лав не переживут.

Эндрюсы заказывали каждую свечу зажигания, оплачивали каждый счет, вешали каждый ценник в “Вестерн Авто” ради единственного сына, Чеза.

Верн опустился рядом с телом на корточки, приложил к груди Чеза стетоскоп и констатировал смерть.

– И давно? – спросил Эд.

– Насколько я понимаю, десять часов, не меньше. Коронер установит окончательно.

– Видно, залез ночью на вышку. И сорвался.

Верн бегло осмотрел Чеза, не передвигая тела, и встал рядом с Эдом. Оба уставились на Чеза: лицо раздуто, взгляд в небо, рот разинут.

– Говорил же я, этим кончится, – вздохнул шериф.

Чеза они знали с рождения. У них на глазах он из славного малыша стал обаятельным подростком, потом юношей – звездой местной футбольной команды, любимцем девчонок, помощником отцу в магазине. И наконец – видным молодым мужчиной, мужем первой здешней красотки. А сейчас валяется здесь, и достоинства в нем не больше, чем в болотной жиже. Ничего возвышенного в смерти нет, и все перед нею равны.

Эд нарушил молчание:

– Ума не приложу, почему никто раньше не прибежал за помощью. Сюда же вечно таскаются и стаей, и парочками, пообжиматься.

Шериф и доктор обменялись понимающими взглядами: Чез хоть и был женат, но вполне мог прийти сюда с другой.

– Отойдем‑ка в сторону, издали виднее, – сказал Эд и зашлепал по болоту, повыше задирая ноги. – А вы, ребята, стойте здесь, не топчитесь.

Указав на цепочку следов, что вела от вышки через болото и обрывалась футах в восьми от тела Чеза, Эд спросил:

– Это ваши утренние?

– Да, а дальше мы не ходили, – ответил Бенджи. – Как увидели Чеза – сразу назад. Вон где мы свернули.

– Понял. – Эд огляделся. – Верн, что‑то здесь не так. Возле трупа следов не видно. Будь рядом с Чезом друзья или кто еще, подбежали бы, обступили, склонились над ним – жив ли? Наши‑то следы в грязи вон какие четкие, а других и не видать. Ни вокруг тела, ни в сторону вышки, ни обратно.

– Может, он был один? Это бы все объясняло.

– А его‑то следы где? Как мог Чез Эндрюс пройти по дороге, а потом через болото к вышке, не оставив следов?

 

4

Школа

1952

 

Вскоре после дня рождения Киа, стоя босиком в луже, наблюдала за головастиком, у которого уже отросли лапки. И вдруг встрепенулась. К хижине, тарахтя, по песчаной дороге приближался автомобиль. Ни одна машина отродясь сюда не заезжала. Вскоре из‑за деревьев донеслись два голоса – мужской и женский. Киа шмыгнула в кусты: из зарослей она могла видеть, кто идет, и могла убежать, если что. Как Джоди учил.

Из машины вышла рослая женщина и двинулась по песку, увязая в нем высокими каблуками, – точь‑в‑точь как Ма в тот день. Наверное, из приюта, за ней приехала.

“Ей меня не догнать. Шлепнется на своих каблучищах, нос расквасит!” Киа, затаившись, смотрела, как женщина приближается к хижине.

– Эй, есть кто дома? Это школьный инспектор, я за Кэтрин Кларк, отвезти ее в школу.

Шутками тут и не пахло. Киа думала, в школу детей берут с шести лет. А они только сейчас приехали, на год позже.