Тающий след

Дружба с Катей не была непоправимо уничтожена, Вера продолжала приезжать по выходным, и тут очень кстати подворачивался Ваня, едущий в том же направлении. А Катя каждый раз заводила разговор о том, что Вера должна как можно скорее вырваться из домашнего ада, найти жилье и позаботиться о нормальных условиях для работы.

– Так жить нельзя, – убеждала она.

– Но я же не могу ее бросить, – убеждала, в свою очередь, Вера. – Я ее единственный ребенок. Я должна держаться до конца.

– До чьего конца? Ты там отдашь концы очень скоро.

Но Вера была убеждена, что это Ванина мама способна без него обойтись, а ее мама без нее – не способна.

Поездки в Белогорск были глотком кислорода, и она жила от глотка до глотка. Каждый раз, проезжая мимо парка, думалось, как хорошо было бы там погулять, среди больших деревьев; потом в окне направо показывался ершовский голубой «стакан», а в окне налево – витрина с аквариумами, и Вера крутила головой, стараясь рассмотреть и то и другое; а тут уже мелькал ярко освещенный изнутри стеклянный кубик, где возвышались пирамиды книг и среди них ходили люди, – конечно, это книжный магазин, туда обязательно надо зайти! Но и машина, и выходной каждый раз пролетали очень быстро.

 

* * *

 

А потом Катя поступила в магистратуру и перебралась в Москву. Как и раньше, на журфаке, она не бросала белогорскую газетку, телепортировалась туда‑сюда, и все ее время было рассчитано по минутам. Значит, придется поставить поездки на паузу и снова обходиться без кислорода. И персональный таксист больше не позвонит. Вера понимала, что живет на вулкане, и будь это компьютерная игра, ее персонаж давно разрядился бы в ноль, если бы старая подруга и новый знакомый не пополняли ее уровень жизни.

Она набрела в соцсети на пост о словах, аналогов которым нет в русском языке. Японское «цундоку» – человек, который накупает больше книг, чем может прочитать, японское же слово, обозначающее часть девичьих ножек между юбкой и гольфами – дзэттай‑рёики. А вот немецкое geborgenheit – ощущение безопасности и комфорта, когда находишься вдвоем с кем‑то из близких. Например, с мамой – тут Веру передернуло. Или возлюбленным – но он не возлюбленный.

Он так и не начал за ней ухаживать, хотя интересовался этой темой в музейном буфете. Он просто появлялся и возил ее к подруге, и каждый день ставил лайки под ее постами, и не просто ставил – он эти посты читал. Он выслушивал сводки событий из палаты номер шесть, понимая суть происходящего и иногда давая дельные советы – в отличие от Кати, которая только повторяла, что Вера должна немедленно оттуда бежать.

Вера подумала, что понять ее способен только тот, кто сам прошел через нечто подобное, и что любой другой молодой человек не только не стал бы регулярно выслушивать бесконечные жалобы, а давно бы сбежал. И не давно, а сразу.

Еще одно слово, которого нет, – koi no yokan, ощущение в глубине души, что ты неизбежно полюбишь человека, которого встретил. Не любовь с первого взгляда, скорее со второго. Предчувствие любви. Да, слова нет, а предчувствие есть.

Он позвонит.

– Вер, привет, хочешь на утиную охоту? Ты не должна будешь никого убивать. Я тоже. Просто мои друзья собираются в охотничьем домике. А в выходные обещают тепло.

 

* * *

 

Это была та же компания, которую Вера видела в «Воображаемом музее». Несколько супружеских пар решили отдохнуть без детей, хотя сначала только о них и говорили. А потом желающие отбыли на озеро, и Ваня все‑таки с ними, а пара хозяйственных женщин занялись мясом и салатами.

– Конечно, можно взять готовое хоть в нашем ресторане, но кто же приготовит лучше нас, – тоном, не терпящим возражений, заявила самая крохотная, еще меньше Веры, похожая на воробья, считающего себя предводителем стаи.

Вера и не думала возражать и, радуясь, что ее не вовлекают в кулинарное действо, пошла прогуляться по лесу. К чему все эти зажаренные трупы убитых зверей и месиво из овощей, испорченных майонезом, если в кармане есть пакетик с орешками!

Прогуляться по лесу означало осторожно обойти вокруг охотничьего домика, не слишком от него отдаляясь. Вера пыталась вспомнить, когда была в настоящем лесу – может, в начальных классах на экскурсии? – но похоже, что никогда. В младшей школе это был все‑таки парк Сокольники. А дачу им с бабушкой не на что было снимать.

Но тут она заметила красивый деревянный мостик через овраг и ярко‑красную стрелку на еловом стволе. А впереди, через несколько деревьев, – еще одну. Наверное, это безопасно – пойти по стрелкам. Тем более что охотничий домик все время видно.

Но скоро она перестала оглядываться. На одном дереве из пространства между треснувшей корой выглядывала нарисованная рожа. Леший?! Надо сфотографировать. А может, есть и другие художества? Вот еще одна стрелка. Широкая тропа хорошо утоптана…

И хотя охотничьего домика было уже не видать, заинтригованная Вера шагала по лесу, находя по пути то резную деревянную скамейку, то деревянного же медведя, выточенного из обломившегося елового ствола. А потом ели расступились, и она увидела просторную круглую беседку с широкой круговой скамьей. Рядом стоял – не на курьих, а на крепких деревянных ножках – шкаф, набитый книгами.

Блогерский инстинкт возобладал, и Вера сначала кинулась его фотографировать, словно он мог исчезнуть так же неожиданно, как появился, и уже потом – рыться на полках.

Здесь стояли до боли знакомые советские издания в крепких переплетах, которые выдержат еще лет сто, и даже в лесу; детективы и любовные романы в мягких обложках; глянец и пестрота современного мейнстрима; довоенные раритеты вроде «Пушкин в изгнании» – старинная высокая печать, еще офсета не было; томики манги, несколько книг на английском и немецком.

Кто‑то побывал здесь до Веры, все разворошил, и она машинально начала выравнивать книжные ряды. Поискала место для затрепанной книжки без обложки, места не было. Куда бы ее втиснуть…

Растолковав мне, что хозяин дома уехал на пастбища и вернется только к вечеру или уж и вовсе завтра, служанка или экономка – а все женщины на этом острове казались одинаковыми в своих чепцах и клетчатых юбках – церемонно предложила мне перекусить. Я, в свою очередь, попробовал растолковать ей, что хозяин мне совсем не требуется, в отличие от ланча, от которого я, конечно же, не откажусь. Но до здешних мест еще не дошло, что джентльмен может испытывать неудобства путешествия ради путешествия как такового: раз забрался в эдакую глухомань – стало быть, по делу.