Тень с Севера
Полог шалаша распахнут настежь, студеный ветер задувает внутрь. Снежинки вспыхивают в полуседых прядях. Но женщина вовсе не обращает внимания на холод и ветер. Она слишком занята.
Она шьет.
Складывает вместе куски шкуры и кожи, протыкает толстой костяной иглой, протягивает в отверстия сухожильные нитки. За работой шепчет заклинания: да не потрескаются кости, да не лопнет чешуя, да не расколются клыки…
Чтобы сынок вышел красавчиком, на радость матери!
На утоптанном снегу разложено все, что требуется для шитья. Недешево пришлось ей заплатить – зато теперь все в сборе.
Женщина пододвигает к себе растерзанный человеческий остов без рук и ног. Ловко пришивает к нему когтистые медвежьи лапы, чтобы сынок мог ходить по льду и снегу. И выпевает звучным, глубоким и сладким голосом, предназначенным лишь для чародейства:
– Пусть бьет когтями, как белый медведь‑ошкуй, что отрывает голову одним ударом!
На спину и бока – акульи плавники.
– Пусть плывет как рыба, не зная устали!
Глаза существу женщина оставляет человеческие.
– Пусть вернее найдет дорогу к дому врага!
Потом она берет голову морской кошки – маленькой злой акулы – и пришивает сыночку на живот. И еще одни акульи челюсти – на грудь, и еще двое – на плечи. Много, много зубов, везде, где только можно!
Больше острых зубов – чтобы сынок мог сделать главное, ради чего он нынче и рождается на свет.
Ради мести.
…Есть шаманы, что летают в небеса – за облака, на верхние ветви великого древа, и там беседуют с богами. Есть те, что спускаются в преисподние, где их поджидают голодные духи и мертвые сородичи… Но сильнее и страшнее всех шаманы, что отваживаются взывать к темной силе моря.
Всякий на Севере знает: море – место смерти. Оно неподвластно вышним богам, бездонно и безжалостно. Рыбак или охотник на легкой байдаре уходит в море, словно в иной мир, и всякий раз неизвестно – вернется ли. А если и вернется, то каким?
Души погибших поглощает Полуночный океан, обитель холода и мрака. Оттуда приходит ветер, который отчаянные путешественники‑новогородцы так и называют – «полуночник». Зимняя буря, что летит в мир живых прямиком из‑за Кромки.
Имя этого ветра – Кэрр. Такое имя приняла женщина, когда взяла в мужья великого морского духа и стала самой могущественной из шаманок Змеева моря.
* * *
Вечерний берег сковала мертвенная тишина. Птицы молчали в скалах, рыба ушла от берега. Затих даже ветер над ледяными торосами.
Отложив иглу, гейда Кэрр полюбовалась тем, что получилось. Ужасное создание неподвижно лежало перед ней на снегу, словно огромная кукла.
– Какой ты у меня красавец, сынок! Ни у кого нет такого, как ты! – с гордостью произнесла гейда. – Ты будешь красивым и сильным, сильнее всех. Ты ведь отомстишь злому человеку за маму?
«Тот человек обидел твою маму. Притворялся, что любит ее, миловался с ней среди сопок. Выведывал ее шаманские тайны… А потом взял да и сбежал! Проснулась на любовном ложе – а оно уж остыло…»
– Он решил, что сможет бросить меня, словно какую‑то девку‑рыбоедку?! Меня, гейду! Ха! Разве он не знал, глупый нойда, что женское колдовство сильнее мужского? Или он думал, что я забуду предательство?.. Или, может, надеялся, что я слишком люблю его и не причиню зла?
Гейда расхохоталась так, что огненные духи костра в страхе забились под угли.
– Ну нет! Может быть, поначалу я и пощадила бы его… Но шли годы – и любовь высыхала, будто старые кости. Вот и память о наших встречах среди сопок начала истираться. Я вспоминаю его объятия и уже не чувствую, как вскипает кровь… Но ненависть – о, ненависть пылает! С каждым днем все сильнее!
Кэрр Зимняя Буря бросила взгляд в угол шалаша. Там в берестяном коробе, укрытое рысьей шкурой, стояло ее главное сокровище. И, как всегда, холодок пробежал у нее по спине: сама великая Сила Моря взглянула на женщину из тьмы синими глазами.
– Ненависть сделала меня могущественной… Открыла мне пути, какими простые шаманы не ходят… Я стала сильнее самого сильного нойды! И вот недавно – слышишь, сынок? – я узнала, что мой враг вернулся из дальних странствий в свой род. И привел молодую жену!
Кэрр Зимняя Буря заскрежетала зубами.
– Поставил для нее вежу…
Губы гейды растянулись в жуткой улыбке.
– Вот тогда я пришла на берег. Я развязала три узла и вызвала бурю, какой и старики не припомнят. Море обратилось в черные стены, волны рушились, скалы содрогались! Горе тем, кто был тогда в море! Сколько рыбаков сгинуло, не вернувшись домой… Мне не было до них дела. Змеево море, просила я, подари мне плоть для сына‑акулы!
Гейда вспомнила кучу выпотрошенных хищных морских кошек. Как они извивались и щелкали зубами, умирая на берегу!
– И морские духи услышали: они подарили мне тебя…
Гейда погладила черные волосы утопленника.
– Мне все равно, кем ты был, рыбак. Из какого рода‑племени, кого оставил плакать о себе на берегу… Мне нужны только твои кости, твоя кожа и мясо…
Бормоча себе под нос, Кэрр прибрала иглы и сухожильные нитки. Ну вот и закончена работа. Осталось только одно…
Дитя родилось. Теперь надо покормить его, чтобы проснулось.
Гейда распахнула глубокий ворот родильной рубахи, подхватила мертвое чудище, прижала к себе и сунула грудь в акулью пасть.
Острые зубы пронзили кожу, потекла кровь. Тусклые рыбьи глаза заблестели, словно их увлажнили слезы. Медвежьи лапы обхватили женщину так, что подались кости…
– Пей, малыш, пей! – хрипло бормотала гейда. – Набирайся силенок!
Жизнь быстро уходила из женщины, перетекая в ее творение, но она не обращала на это внимания. А сынок‑акула с каждым глотком крови, наоборот, оживал. Вот и человечьи глаза открылись, бессмысленно глядя в сумрак вежи. Дрогнули острые плавники…
Наконец, вдоволь напившись крови, существо оттолкнуло мать и с трудом поднялось, ворча утробно и глухо.
