Тень у порога

– Доберусь.

– Сегодня минус пятнадцать, – настаивал он.

– Спасибо за заботу, – ответила я и отключилась.

Я подошла к окну, термометр слова Поэта подтверждал. Тем не менее пятнадцать – не тридцать, нет причин сообщать Димке адрес, по которому я сейчас проживаю. В том, что именно это было его конечной целью, я почти не сомневалась. Поэт за руль садился крайне редко, предпочитая общественный транспорт. Вряд ли в мороз дела обстояли иначе. Хотя кто знает.

К «дому с чертями» я добралась за пятнадцать минут, успев не только замерзнуть, но и промочить ноги. Спасибо городским властям, что не жалеют для граждан реагентов, благодаря которым пушистый белый снег превращается в серую жижу.

Лионелла внимательно осмотрела меня с головы до ног, помогая снять пальто.

– В вашей комнате наверху среди остальных вещей есть несколько пар носков.

Иногда я всерьез думаю, что она обладает сверхспособностями и чтение мыслей – самая незначительная из них.

– Вы копаетесь в чужих вещах? – съязвила я.

– В процессе уборки в чем только не приходится копаться, – невозмутимо ответила она, развернулась и удалилась в глубь коридора.

Я поднялась наверх, в комнату, где обычно останавливалась. Заглянула в платяной шкаф и действительно обнаружила в одном из выдвижных ящиков среди прочих вещей носки.

Я присела на кровать, стянула с ног промокшую пару и сунула ее в сумку. Не удержалась и плюхнулась плашмя поверх покрывала, раскинув руки. «Надо снять номер в гостинице и нормально выспаться», – подумала я и тут услышала:

– Плохо спала?

На пороге стоял Бергман. Я быстро села и, откашлявшись, ответила:

– Спала отлично, сны не донимали.

Надо признать, мне действительно перестали сниться странные сны с воспоминаниями о прошлой жизни, где я либо воевала, либо спасала, либо любила кого‑то из нашей компании. Точнее, их прошлые воплощения.

Бергман не торопясь приблизился, а я замерла, не в силах пошевелиться. Он наклонился, взял с кровати носки и аккуратно, по одному, надел их на мои замерзшие ноги. Его руки казались не просто горячими, а обжигающими. Будто у Джокера была лихорадка. Я наблюдала за этим странным поступком, не в силах проронить ни слова. Это было настолько неестественно для степенного и статного Бергмана, что мне хотелось отпустить какую‑нибудь колкость, но мысли будто парализовало.

Тем временем он медленно поднялся и протянул мне руку:

– Пойдем, все уже в сборе.

Димка с Климом действительно ждали нас в кабинете. Не успела я занять место на диване, как раздался звонок: Кузьмич таким образом оповещал хозяина о том, что посетители поднимаются.

Вскоре дверь, ведущая в кабинет из букинистического магазина, открылась и на пороге появились двое.

– Здравствуйте, – поприветствовал нас мужчина. – Не ожидал, что здесь будет столь многолюдно.

– Виталий Сергеевич, это Дмитрий, Елена и Гунар, мои партнеры. Боюсь, что без них я вряд ли смогу быть вам полезным в полной мере.

– Что ж, а это моя супруга, Дарья Максимовна.

– Можно просто Даша, – улыбнулась Ольхова.

Выглядела она моей ровесницей, хоть Джокер и сказал вчера, что супругам лет тридцать. Одета Ольхова была максимально просто, чем сразу вызвала у меня симпатию. Уютный шерстяной костюм песочного цвета сливался с ее русыми волосами. Дутые ботинки хоть и дорогие, но не из тех, на которых логотип занимает три четверти изделия. Супруг на ее фоне выглядел более щеголевато. Не исключено, что расстарался для сегодняшней встречи. Зная Димку, сложно поверить, что айтишники могут столько внимания уделять своему внешнему виду. В отличие от Поэта, Виталий носил модную стрижку и аккуратные отутюженные вещи. Скорее всего, это заслуга Дарьи. Возможно, с появлением в жизни Димки дамы сердца его внешний вид тоже изменится к лучшему.

Сегодня на Поэте было ровно то, что он носил вчера до того, как Лионелла попросила его переодеться, из чего я заключила, что ночевал он, вероятно, в этих стенах. Его желание заехать за мной утром показалось еще более подозрительным.

Клим хоть и был по обыкновению одет во все черное, но облачение явно сменил, ибо его сегодняшнее черное отличалось от вчерашнего.

– Что ж, – заговорил Бергман, – вы получаете угрозы от неизвестного в свой адрес.

– Именно, – не дал ему договорить Ольхов. – Если сначала это казалось нам чьей‑то шалостью, то теперь…

– Я стала бояться оставаться дома одна, – подхватила супруга.

– Что изменилось?

– Да ничего, собственно, – растерялся Виталий. – Пугает настойчивость.

– Мы переехали летом, в конце июня, – решила обрисовать ситуацию с самого начала Дарья. – Дом купили еще в позапрошлом году, но ремонт занял много больше времени и средств, чем мы рассчитывали. Особняк конца девятнадцатого века. Думаю… – она оглядела кабинет и задержала свой взгляд на Бергмане, – вы понимаете.

Джокер лишь молча кивнул, а Ольхова продолжила:

– В начале августа мы получили первое послание. Кто‑то опустил в почтовый ящик письмо. Там было что‑то вроде: уезжайте, иначе пожалеете. Да, милый?

Ольхов пожал плечами:

– Я плохо помню содержание, мы сразу выбросили записку.

– Но уже через неделю получили второе предупреждение, а вскоре кто‑то нарисовал на нашей входной двери могильный крест.

Димка открыл было рот, но Виталий быстро заговорил, предвосхищая возможные вопросы:

– Городских камер, которые выходили бы в сторону нашего крыльца – нет, а собственные мы установили уже после того, как нашу дверь испоганили. Но с тех пор автор посланий стал осторожнее.

– И я бы сказала, изощреннее, – закивала Дарья. – Мы продолжаем получать записки, но теперь их приносят курьеры. С цветами, едой и прочей ерундой, которую мы, разумеется, не заказывали.

– Содержание посланий меняется? – уточнил Бергман.

– Все они сводятся к тому, что нам следует покинуть этот дом как можно скорее.

– Кроме записок и креста на двери что‑то было?

– Десять алых гвоздик с траурной лентой – такой букет нам доставили из цветочной лавки.

– Скромно, – еле слышно хмыкнул Клим.

Уж он‑то знал толк в цветах по случаю траура. К счастью, Ольховы не обратили на его ремарку никакого внимания.