Тревожные люди
– Ты про пистолет ее спрашивал?
– Хватит вмешиваться! – гаркнул молодой.
После чего старый развел руками и пробормотал:
– Молчу, молчу, извините, что я вообще есть.
– Да он был ненастоящий! Я про пистолет. Это была игрушка! – встряла риелтор.
Старый полицейский удивленно перевел взгляд с агента на молодого полицейского, а затем прошептал голосом, какой только мужчина определенного возраста может счесть за шепот:
– Ты что… не сказал ей?
– Не сказал что? – спросила риелтор.
Молодой вздохнул и сложил рисунок так тщательно, как хотел бы сложить физиономию своего старшего коллеги.
– Мы подошли к этому разговору… Понимаете, когда злоумышленник выпустил вас и других заложников и мы привезли вас в полицейский участок…
Старый полицейский тотчас пришел на помощь:
– Злоумышленник, в смысле – грабитель! Он застрелился!
Молодой полицейский крепко сцепил руки, чтобы не удушить старого на месте. Он что‑то сказал, но риелтор его не услышала: ее барабанные перепонки сотрясал монотонный звон, перерастающий в грохот; она была в шоке. Позднее она будет рассказывать, что в окно лупил дождь, хотя в помещении для допросов окон нет. Риелтор с отвисшей челюстью уставилась на полицейских.
– Значит… пистолет был?.. – выдавила она.
– Пистолет был настоящий, – подтвердил старый полицейский.
– Я… – сказала риелтор, но у нее пересохло в горле.
– Воды? – услужливо предложил старый полицейский, как будто это он ходил за стаканом.
– Спасибо… я… но раз пистолет был настоящим, значит, мы все могли… погибнуть?! – прошептала риелтор и сделала глоток, задним числом впадая в ужас. Старый полицейский кивнул со значительным видом, взял листочек с заметками молодого и начал там что‑то писать.
– Может, начнем с начала? – утвердительным тоном спросил старый полицейский, после чего молодой, выдержав небольшую паузу, вышел в коридор и стал биться лбом об стенку.
Дверь хлопнула так, что старый полицейский подскочил на месте. Трудно подобрать правильные слова, если ты уже старый и все, что ты хочешь сказать, – это: «Я чувствую твою боль, и мне от этого больно». Под стулом, на котором сидел молодой полицейский, остались пятна спекшейся крови. Старый удрученно посмотрел туда. Именно по этой причине он и не хотел, чтобы его сын стал полицейским.
Глава 10
Первым, кого увидел человек на мосту десять лет назад, был подросток, чей отец хотел, чтобы мальчик мечтал о другой профессии. Мальчик мог бы дождаться, пока кто‑то придет на помощь, но как поступили бы на его месте вы? Когда мама пастор, а папа полицейский и ты вырос в полной уверенности, что людям надо помогать, если можешь, и никогда не оставлять человека в беде.
Никогда.
Мальчик выбежал на мост и что‑то крикнул мужчине. Тот повернулся. Мальчик не знал, что делать, поэтому просто… заговорил с ним. Попытался вызвать доверие. Попробовал уговорить его сделать два шага назад, а не шаг вперед. Ветер легонько трепал их куртки, моросил дождь, в воздухе висело предчувствие зимы. Мальчик пытался найти слова о том, что нужно жить, даже если кажется, что все кончено.
У человека на мосту было двое детей – об этом он сказал мальчику. Возможно, тот напомнил ему кого‑то из них. Мальчик в панике выговаривал по слогам: «Не надо прыгать, пожалуйста!»
Человек на мосту посмотрел на него спокойно, почти сочувственно, и сказал: «Знаешь, что самое паршивое, когда ты родитель? О тебе всегда судят по худшим твоим проявлениям. Ты можешь все делать правильно, но достаточно одной‑единственной осечки, и ты навсегда останешься тем отцом в парке, который смотрел в телефон, когда ребенку прилетело по лбу качелями. Мы сутки напролет не спускаем с них глаз, но стоит отвлечься на сообщение в телефоне, и все лучшее мгновенно обесценивается. Люди ходят к психотерапевту не для того, чтобы обсуждать, как в детстве им не прилетело качелями по лбу. О родителях судят по их ошибкам».
Подросток не понял, о чем говорил человек на мосту. Руки его дрожали, когда он опустил взгляд и увидел внизу смерть. Человек слегка улыбнулся и сделал полшага назад. Мир сжался до одной‑единственной точки.
Затем человек рассказал, что у него была хорошая работа, он открыл довольно успешное предприятие, купил неплохую квартиру. Вложил все свои сбережения в акции предприятия, занимавшегося недвижимостью, чтобы его дети получили работу получше, чем была у него, и купили квартиры попросторнее, и не ложились бы спать в изнеможении, считая гроши с калькулятором в руках. Потому что родители должны подставлять плечо. Сидя на плечах у родителей, маленькие дети открывают для себя мир. Когда они подрастают, то, стоя на плечах у родителей, они могут дотянуться до облаков. Они могут уткнуться в плечо, если стоят перед выбором и сомневаются. Они верят нам, и это непосильная ответственность, ведь они не понимают, что мы сами ничего не знаем об этом мире. Поэтому человек на мосту так и сделал: притворился, что что‑то знает. Знает, почему какашки коричневые, что происходит после смерти и почему белые медведи не едят пингвинов. Дети выросли. Иногда он на мгновение забывал об этом и пытался взять их за руки. Господи, как они этого стыдились. Он тоже. Трудно объяснить двенадцатилетнему человеку, что, когда он был маленьким и ты шел слишком быстро, а он догонял тебя и брал за руку, это были счастливейшие моменты твоей жизни. Его мягкие пальчики в твоей ладони. Он пока что не знал, что ты лузер.
Человек на мосту притворялся – во всем. Финансовые эксперты пообещали, что акции этого предприятия – надежное капиталовложение, ведь все знают, что недвижимость не падает в цене. И все же она упала.
Случился финансовый кризис, банк в Нью‑Йорке обанкротился, а человек в маленьком городке на другом конце потерял все, что имел. После беседы со своим адвокатом в окне своего офиса он увидел мост. Дело было рано утром, было необычайно тепло для того времени года, но моросил дождь. Человек как ни в чем не бывало отвез в школу детей. Сделал вид, что все в порядке. Шепнул им на ухо «люблю», и сердце его разрывалось, когда они закатывали глаза. Затем он поехал к реке. Припарковался в запрещенном месте, оставив ключ зажигания в замке, вышел на мост и забрался на парапет.
Все это он рассказал подростку, и тот понял, что теперь все наладится. Потому что, если человек на мосту тратит время на то, чтобы рассказать незнакомому мальчику о том, как любит своих детей, ясно, что прыгать он не собирается.
