Три дня Индиго

– Тут все идут, – пробормотал я, борясь с желанием обернуться. Перед нами, метрах в двадцати, и впрямь топали двое ребят моего возраста.

– Они останавливаются вместе с нами, – пояснила Наська. – Парень с девушкой начинают целоваться, а те двое на реку смотрят.

– Иван приставил наблюдателей? – предположил я.

– Может, да, а может, нет, – ответила Наська. – Давай свернем?

Я подумал секунду.

– Лучше идем дальше. Скоро Зарядье, там всегда много людей. И вообще, чем ближе к Кремлю, тем безопаснее.

– Ну да… – с сомнением сказала Наська. – Хорошо.

Теперь я шел, не отрывая взгляда от парней впереди. Те приближались к Большому Устьинскому мосту, нависающему над набережной. Интересно, что они станут делать, если мы остановимся? Место не то, чтобы глазеть на реку, сыро и неуютно, над тротуаром металлические фермы… Целоваться, конечно, там можно. Поставить, что ли, наблюдателей в неудобное положение?

Хотя кто их знает, вдруг они порадуются остановке…

Но парни остановились сами, пройдя под мостом половину расстояния. Один похлопал себя по карманам, как‑то очень картинно, достал пачку сигарет. Что‑то спросил у второго, тот покачал головой. Парень с сигаретами закрутил во все стороны головой, тоже несколько наигранно. На вид – парень как парень, в джинсах и футболке, мускулистый, черные волосы коротко стрижены, загорелый, в солярий ходит, наверное. Из богатеньких. Второй бледный, волосы каштановые, тоже короткая стрижка, одет как‑то официально – в пиджаке, с галстуком. Клерк, офисный работник? Вышел на обед? Но у него не должно быть свободного времени на прогулку. И если каждый парень по отдельности выглядел нормально, то вместе они как‑то… не гармонировали.

Да и кто из молодежи сейчас курит табак? Такие вот ухоженные, на хороших постах, если и станут курить, то траву.

Кажется, Наська была права.

Парень с сигаретами медленно двинулся нам навстречу.

А вот это совсем плохо!

Наблюдатели не должны приближаться к объекту слежки. А этот, судя по всему, собирался попросить огонька.

– Не курю, – громко сказал я, когда между нами оставалось еще метров пять. И замедлил шаг. Мы как раз вступали под мост.

Нормальной реакцией для парня было бы пожать плечами, улыбнуться, вернуться к товарищу.

Но он продолжал идти, медленно разводя руки.

– Твои позади, – сказала Наська негромко.

И ее ладонь выскользнула из моей.

Нет, это была не та скорость, что у меня во время Призыва. И, наверное, даже не такая, как у Дарины в бою.

Но люди так быстро двигаться не умеют.

Маленькая фигурка мгновенно оказалась у подошедшего курильщика. Я едва успел заметить серию ударов. Наська била абсолютно безжалостно: в пах, в живот, в сердце, в горло, потом отпрыгнула – и метнулась к парню в костюме. А тот уже доставал из‑под полы пиджака пистолет!

Вопреки кричащим «помоги ей!» инстинктам, я развернулся, запустил руку под рубашку, выдернул свой макаров из кобуры.

Вовремя.

Парочка за нашей спиной не собиралась стоять и целоваться. Девушка бежала впереди, прижимая локти к бокам и как‑то собравшись при этом. Только длинные волосы развевались от бега. Очень быстрая и неудобная цель… Увидев у меня пистолет, девушка резко вильнула, уходя с линии огня.

Парень бежал следом, в руках у него была спортивная сумка, и он то ли что‑то с ней делал, то ли что‑то из нее доставал.

Если вы думаете, что я колебался, стрелять ли в женщину, то вы считаете меня лучше, чем я есть.

Я сразу же начал стрелять.

Первые две пули прошли мимо, она двигалась слишком быстро.

Как Измененные.

Третий выстрел я сделал с упреждением – и пуля ударила девушку в грудь. Она была в темном джинсовом комбинезоне, тоже не самая подходящая одежда для теплого солнечного дня, зато куда удобнее для боя, чем платье. Пятно крови под правой грудью расплылось почти незаметно, но вот удар ее остановил, почти сбил с ног. Девушка взмахнула руками, восстанавливая равновесие, – и я всадил ей в живот еще две пули. Она плюхнулась на попу, стала отползать, быстро перебирая руками, – вывернувшимися совершенно неестественным образом.

Слуги!

Я держал ее под прицелом, но не стрелял. Мне очень не хотелось тратить следующие три патрона.

Парень наконец‑то отбросил сумку. В руках у него осталось что‑то здоровенное, странное, похожее на короткий гранатомет с широченным стволом.

Вот тут я сомневаться перестал. Очень уж мне не понравилась эта штуковина.

Я рухнул на одно колено, перехватил кисть правой руки левой ладонью – и всадил шестую пулю прямо в лицо парню, чуть ниже правого глаза.

В общем‑то тут точность не требовалась, но я попал идеально.

Мне показалось, что я даже вижу в рваной ране, среди крови и белых осколков кости, багровое свечение особой пули.

От точки вхождения пошла серая волна. Лицо парня превращалось в камень и рассыпалось песком. Оружие выпало, гулко стукнув о тротуарную плитку, голова развалилась вся, а тело, словно у обезглавленной курицы, дергающимися шагами попыталось идти вперед.

Но волна превращения уже опускалась вниз, крошились плечи, с отвратительным шмяканьем упали руки – еще человеческие, но уже каменеющие.

Проезжающая мимо машина взревела двигателем, водитель дал по газам, стремясь убраться подальше.

Не осуждаю.

Раненая девушка посмотрела на своего спутника, потом на меня. В глазах у нее стоял страх. Извернувшись уже знакомым мне нечеловеческим движением, она в два прыжка достигла парапета и перемахнула через него в Москву‑реку.

Я бы на ее месте подумал хорошенько, городская водичка может добить и надежнее, чем инопланетные технологии.

Оставив мертвого Слугу каменеть и рассыпаться в песок, я повернулся к Наське и ее противникам.

Тут всё было куда хуже.

Избитый ею курильщик вовсе не валялся в отключке на тротуаре (а я был уверен, что любого, даже тренированного, человека такая серия ударов надолго отвлечет от боя). Он бодро, хоть и согнувшись, ковылял, норовя зайти к Наське сзади.