Ты внутри меня

– У нас получилось, теперь никто не скажет плохо о нём, – Лив отвлеклась от своего конструктора и внимательно посмотрела на нас, оценивая, подключаться к моему плачу или продолжить играть, она выбрала первое, и я ринулась ее успокаивать.

– У тебя получилось, Ада, у тебя. Если бы не твоя настойчивость, ничего бы этого не было, – я видела его счастливые глаза и шептала ему свое бесконечное “спасибо”. – У меня есть идея. Но она тебе может не понравиться. Я хочу собрать семью, его коллег и провести торжественный прием в память об Игоре, куда притащу самых больших генералов, чтобы они публично извинились перед Натальей, перед Темой, перед его сослуживцами. Если ты не поедешь, я пойму. Ведь тебе там придется, наконец‑то, встретиться с матерью. Она заслуживает увидеть тебя, Ки....

– Аделина, Кира умерла, ты забыл? – Я жестко перебила его, не дав договорить мое прежнее имя. – Никогда так больше меня не называй, ты мне поклялся памятью теть Кати и Аришки, что никогда и никому не расскажешь правду обо мне, я согласилась на твою авантюру только при этом условии. Я ценю все, что ты мне для меня сделал, но это не отменяет наших договоренностей. Для всех, даже для тебя и мамы, я – Аделина.

Дядю Женю я тоже называла исключительно мужем, чтобы никто не заподозрил в его молодой жене странность, а какой‑нибудь ушлый журналист‑разоблачитель не начал копать под нас, раскручивая интересный сюжет для громкой желтой статейки. Я и женой‑то его стала случайно. Когда после аварии мы выбирали мне имя для новых документов, я придумала только Аделину, а свое отчество и фамилию увидела уже по факту, открыв паспорт. Аделина Игоревна Потапова.

Фамилия потом сыграла нам на руку. Когда лицо родившей Аделины изменилось после пластики, оно стало привлекать повышенное внимание у противоположного пола. Несмотря на то, что я вела закрытый образ жизни, горе‑ухажеры умудрялись приставать ко мне даже в детских магазинах, во время прогулок с коляской по коттеджному поселку или в короткие вылазки в Москву по делам агентства. Это стало каким‑то наваждением. Каждая попытка познакомиться со мной, прикоснуться ко мне со стороны мужского пола приводила меня в истерику. Тогда мы не придумали ничего лучше, как сочинить новую легенду. Так я стала фиктивной женой олигарха Потапова, о которой в СМИ просочилась лишь нужная нам информация. Что он женился на красавице‑брюнетке Аделине, с которой тайно встречался несколько лет, и что у молодоженов родилась дочь.

– Прости, родная, – он забрал у меня Оливку и начал ее щекотать. – Ты мне не ответила. Поедешь на вечер памяти твоего… Клиента?.. Твоё агентство проделало большую работу, если его владелица сможет лично выразить слова поддержки семье Дружининых, это будет большим, долгожданным подарком для его вдовы, Натальи Андреевны.

– Я не имею права быть там. Это день памяти только для членов семьи и близких людей. Это из‑за меня он… – Я закусила губу, с трудом подбирая слова, ведь я до сих пор горевала по папе и не отпустила ни эту потерю, ни своё чувство вины. Муж поставил Лив на пол и встряхнул меня за плечи, приводя в чувства.

– Ты знаешь мое мнение. Твой отец был сильным мужиком, настоящим воином, спортсменом и он так тебя любил и боялся потерять, что какое‑то сраное видео не могло его убить, уж поверь мне. Он бы засунул этот телефон в глотку тому, кто его притащил и стоял бы за тебя до последнего, даже если бы ты в групповушке снялась. А такую херню, как оторвавшийся тромб, сочиняют как самую универсальную медицинскую фикцию, – муж упорно отказывался верить, что его друг ушел из жизни из‑за официального диагноза тромбоэмболии. – У Игорехи могла оторваться нога при взрыве, да обе ноги, и он бы спас всех солдат и разгромил любого противника. Так что не смей говорить, что ты виновата в его смерти. Зря Наталья отказалась проводить независимую экспертизу.

– А если меня кто‑то узнает? До сих пор вспоминаю странное поведение бывшего мужа в самолёте и каждый раз покрываюсь ледяным потом.

– Если бы мне можно было о нем говорить, я бы рассказал, что он прошерстил весь архипелаг в поисках таинственной Аделины. Но так как мне нельзя, то ты ничего и не узнаешь, – он хитро мне подмигнул, а у меня руки в секунду вспотели от этой информации.

– Он меня искал? – Я плюхнулась на кресло, ноги отказывались меня держать.

– Искал. Этот парень воин, как и твой отец, охотник, а когда дичь ускользает… Ему остается только продолжить охоту.

– То есть я – дичь?!

– Получается так, – он расхохотался, а я взбесилась еще больше. – Дичь Аделина, которая скрывает его ребёнка.

– Стоп! Хватит! Тема закрыта. Это только мой ребенок. Не хватало еще обсуждать Булатова при Оливке. И вообще это имя под запретом. Уговор, мой дорогой муж, дороже денег. Ты дал мне клятву!

– Ох, Аделинка, вот вроде взрослая баба, а ведешь себя как капризное дитя. Так и хочется по заднице тебе надавать, но это твоя жизнь и ты права, я дал клятву, что сделаю все так, как ты хочешь, – он демонстративно шумно вздохнул, как делал это всегда, когда мы начинали спорить о моей жизни. – Но это не отменяет моего мнения, которое ты и слышать не хочешь. Я люблю вас с Оливкой, как родных. Вы и есть мои родные. Но отец имеет право знать о дочери, чтобы он не натворил. Уж поверь моему опыту. Я бы все отдал, чтобы иметь возможность быть рядом со своим ребенком.

– Как ты себе это представляешь?! Привет, я твоя жена и я воскресла. Шли в жопу Карину с сыном, у тебя есть дочь? – У меня аж руки начали трястись от силы моего негодования и чувств к Булатову, которые сводили меня с ума разбегом от “ненавижу гада” до “умоляю, приснись мне еще раз, я так скучаю”.

– Всё можно в жизни переписать, Аделина, кроме надписи на надгробии. Но в твоём случае, даже и ее можно. Ты каждый новый день выбираешь, какой будет твоя жизнь дальше. Цени эту возможность. В слове воМОЖНОсть есть одно, очень важное послание – МОЖНО. Нужно только его увидеть, – муж начал выходить из комнаты, но остановился, чтобы договорить. – Прием состоится с тобой или без тебя. Я делаю это для Игоря. Для себя. Для его семьи. Ты тоже ее часть. И твоя мать заслуживает хоть раз увидеть дочь.

– Я поеду. На прием. Но только ради папы. И мамы, в последний раз когда мы говорили по телефону, она опять просила приехать ко мне. Но я не могу. Я боюсь смотреть ей в глаза. Она будет смотреть на меня и вспоминать, что его нет, – я приняла окончательное решение, как бы мне не хотелось отсидеться в своем вакууме. – Это будет первый и единственный раз, когда я вернусь в этот город.

 

***

Если до 18 лет со словом декабрь у меня были только радужные ассоциации – елка с гирляндами и обязательно милыми игрушками из фетра, имбирные пряники, какао с корицей, запах мандаринов и домашнего торта “муравейник” из духовки, подарки в красивой бумаге с огромными бантами, папа в бороде деда Мороза, даже когда мы перестали в него верить, то после совершеннолетия они сменились на другие. “Прожженная сука” от Макса, его измена и наше слитое интимное видео, похищение и пытки от его отца, смерть папы, отказ от меня оставшейся семьи и каркающие вороны на кладбище. Авария, операция и побег из города.

С тех пор приторный привкус желчи на кончике языка возникал каждый раз, когда наступал декабрь. Вот и сегодня от него меня не мог избавить ни апельсиновый сок, ни мятные конфеты, ни Оливкины печеньки. Меня начало трясти еще до приезда в Красноярск, как только мы закрыли дверь нашего дома и поехали в аэропорт.