Убежище. Книга шестая
Воронов застонал сквозь зубы. Воображение неумолимо подсовывало ему картину, изображающую серенького, полосатого и маленького геймера, сидящего на ветке берёзы с крохотным смартфончиком в руках и гоняющего по его экрану танчики…
– Вон же он, видите? У вас за спиной! – неожиданная информация заставила тренированного Воронова мгновенно подобраться и развернуться физиономией к неведомому и, возможно, опасному глюку.
Глюк сидел у пушистых молодых сосенок в шаге от Воронова и вылизывал лапу.
– Это геймер? – уточнил Воронов, ткнув в объект пальцем – для точности.
– Ну, да. Зовут его так!
– Аааа, тогда понятно… – с облегчением выдохнул Андрей. – Только за каким, извините, зелёным крокодилом вы полезли на дерево, если он тут?
– Он был здесь, – девушка мотнула головой вверх. – Но, как выяснилось, он может спускаться, а я нет! Вы мне, может, всё‑таки поможете, а то я скоро упаду, руки занемели!
Воронов примерился, легко подпрыгнул, ухватился за ближайший к нему толстый сук, подтянулся и оказался почти нос к носу с очень молоденькой, заплаканной девицей, крепко‑накрепко вцепившейся в берёзовый ствол.
Сложнее всего было уговорить её разжать руки…
– Я боюсь! – упорно твердила она, и минут через десять Воронову дико хотелось оторвать её от берёзы за шиворот и попросту сбросить вниз, благо было вовсе невысоко.
Насилу он уговорил её медленно переместиться пониже, потом ещё пониже, а потом попросту взял взвизгнувшую от неожиданности девицу за талию и поставил её на землю.
– Всё уже! И нечего так верещать! – он помотал головой, вытрясая засвербевший в ушах звук. – Ну, а теперь чего? По какому поводу этот Ниагарский водопад?
Если он рассчитывал на простое «спасибо», то мог бы сразу презентовать сам себе губозакатывательную машинку – девица не только не произнесла ничего подобного, нет! Она зарыдала так, что Воронов чуть не отпрыгнул.
– Геймееееер! Где ты, маленький мой! Кыс‑кыс‑кысенька моя! – всхлипывала заполошная особа, а потом абсолютно нелогично напустилась на Воронова. – Что вы стоите?
– А что? – удивился он, больше обычного порадовавшись тому факту, что он – холостяк! Вот уж счастье‑то – иметь подобную «радость» в собственном доме!
– Помогите мне его найти! Он же маленький, заблудится, пропадёт! – причитала девица.
– Так! Стоп! Вы тут живёте?
– Даааа! Да какая разница? – вскинулась она.
– Большая! Если он местность знает, то прекрасно доберётся до дома! Вон, с дерева‑то он и без вас спустился.
– Иногда даже верблюду можно всё‑всё объяснить! – подумал Воронов, глядя, как девушка обретает некое подобие человеческого взгляда вместо панически вытаращенных глаз. Откуда в его рассуждениях появился верблюд, Воронов понятия не имел.
– Ну? Успокоились? Вы где живёте? Далеко?
– Нееет, – девица совершено по‑детски потёрла кулачком глаза. – Тут, рядом. Около тёть Ани.
– ЧЁ? – изумился Воронов, в третий раз допуская это не очень грамотное, но выразительное восклицание. – У моей тётки? – ужаснулся он, решив, что тётя в довесок к гусям ещё и девицу приютила, а ему не сказала! А что? С неё станется!
– Анечка Ивановна ваша тётя?! Cтранно! – девушка осмотрела его с ног до головы.
– Почему это? – слегка оскорбился Андрей.
– Она – добрая! А вы… вы кричите! – девица хмуро отвернулась от опешившего Воронова и полезла в заросли, периодически выдавая в окружающую среду нечто вроде сигналов точного времени:
– Кис‑кис… кис‑кис… кис‑кис!
Справа от внезапно рассердившегося Андрея раздался шорох, и прямо к нему под ноги выкатился полосатый котёнок.
– У тебя совесть есть? – вздохнул Воронов. – Она там по кустам ползает, а ты?
– А я что? Дурак, что ли? Тама овраг, и мокро‑мокро, и сколезно… – мяукнул котик на мявлике. – А чиго такое совиииисть?
Воронов только руку протянул к смешному разговорчиво‑мявкаюшему что‑то котёнку, как из зарослей послышался визг, который длился, длился и длился…
– О‑ша‑леть! – выдохнул Воронов, пробравшийся сквозь кусты вперемешку с молодой порослью и аккуратно затормозивший прямо у скользкого глинистого края овражка, на дне которого подвывала девица.
– Ну и денёк у тебя! – почему‑то обращение на «вы» по направлению к этой пискле, перепачканной с ног до головы глиной, облепленной листвой, обломочками хвощей, и вымокшей до нитки, никак не выговаривалось.
– Иииии, – содержательно ответствовала девушка, хлюпая носом.
– Тебе лет то сколько, несчастная? – вздохнул Андрей, соображая, как бы достать это чудище и при этом самому не рухнуть вниз.
– Восссесемнадцать! Ой, ты Геймера нашёл! – прорезалась у девчонки человеческая речь.
Геймер гордо сидел на плече Воронова, крепко вцепившись когтями в его олимпийку.
– Это он меня нашёл. На диво умный кот, в отличие от некоторых! – последнюю часть фразы Андрей произнёс себе под нос, дабы не провоцировать новые рыдания. – Хотя… чего я? Ей восемнадцать – школу только закончила, что уж от неё требовать…
Вслух он произнёс другое:
– Я сейчас немного спущусь и тебе руку подам. Ты вставай, нечего в ледяной воде сидеть, вставай, говорю, и хватайся за руку!
– Вытащить бегемота из болота всяко‑разно было бы проще! – размышлял Андрей, мрачно глядя на узкую спину девицы, которую он сопровождал домой. – Чуть сам туда не ухнул!
Котёнок разумно не стал менять место дислокации, крепко держась на сухом и чистом плече Воронова, а девица шлёпала перед ними и, не прекращая, бубнила:
– Чего это я должна впереди идти? Я что, упаду на ровном месте, что ли?
– Ну, не знаю, не знаю… – с сомнением доносилось у неё из‑за спины. – Лучше под ноги смотри! Мне так спокойнее!
– Уууу, противный какой! – с тихой яростью думала Соня, шлёпая вымокшими и обляпанными глиной кроссовками по тропинке. – И как у такой доброй и славной тёть Ани такой получился племяяяяяййййойййй!
– Я ж говорил! – с умеренной досадой произнёс вполне довольный собой Воронов: всегда приятно, когда оказываешься прав. – Под ноги надо смотреть было, а не по луже шлёпать! Ой, ну и чушк… В смысле, глина тебе идёт!
Яростный взгляд обернувшейся из лужи девицы едва не спугнул Воронова обратно в рощу. Но служебная закалка всё‑таки воспреобладала, и он остался на месте.
– Ты глазами то не сверкай! Кто ж виноват, что ты упала! – примирительно уточнил Воронов и с сомнением покосился на грязную‑прегрязную узкую ладонь, требовательно протянутую ему из лужи.
– Ну, не знаю… был бы мужик, я б ему велел самому выбираться, но эту писклю как‑то уже жалко…