Украденный наследник

Оук нахмурился.

– Если я освобожу тебя, что случится потом?

Видимо, он все‑таки задавался вопросом, почему меня держат на привязи – не из‑за того ли, что я опасна? Может быть, он подумал, что как только освободит меня, то я брошусь на него и причиню боль. Значит, он был не таким глупым, каким казался на первый взгляд. Но если он хотел, чтобы я поклялась служить ему, этого я сделать не могла.

Каждый Двор присягал на верность своему правителю, а эти правители давали клятву при Верховном дворе. Когда к власти пришел Верховный король Кардан, я, королева Двора Зубов, была спрятана в мире смертных и поэтому не смогла принести ему клятву верности. Именно по этой причине леди Ноури и лорд Джарел получили возможность предать его. Стоило мне присягнуть хоть кому‑нибудь, и они убили бы меня прямо на месте, потому что я стала бы для них бесполезна.

– Если хочешь, пойдем во дворец, и ты покажешь мне, какие еще у тебя есть игры, – предложила ему. Я бы пряталась там так долго, как только могла. Не исключено, что этого времени хватило бы, чтобы леди Ноури и лорд Джарел перестали меня искать.

Он кивнул.

– Кидай первая.

Я зажала лисичек в ладони и тихонько прошептала им:

– Пожалуйста.

Одна из них упала на спину, другая – на ноги, третья – на бок. Всего пятнадцать очков. Хороший результат, но не идеальный.

Оук собрал их, потряс в руке и кинул. Все они приземлились на ноги. Тридцать очков.

Он засмеялся и захлопал в ладоши.

– Теперь ты обязана выполнить то, что я захочу!

Я вспомнила, что он заставил сделать сестру ради собственного веселья, и вздрогнула. В это мгновение тайна, которой он поделился, показалась мне не столько признанием, сколько предостережением.

– И что же? – прорычала я.

Оук нахмурился, явно пытаясь что‑нибудь придумать. Потом складки на его лбу разгладились, и я стала с ужасом ждать, что последует дальше.

– Спой песенку, – попросил он, и его губы расплылись в озорной улыбке.

Пытаясь унять приступ паники, я оглядела лагерь и попыталась возразить:

– Они ведь услышат.

Он покачал головой, по‑прежнему широко улыбаясь.

– Можешь петь тихо. К тому же мы с тобой все это время разговаривали. И теперь не обязательно повышать голос.

В голове вдруг стало совершенно пусто. Всего год назад мы с моей не‑сестрой танцевали по дому под песни из фильмов о храбрых принцессах, но сейчас я не могла вспомнить ни одну из них. На ум приходили одни только кровожадные баллады из Двора Зубов. Но когда я открыла рот, из него полилась мелодия, которую не‑мама напевала, укладывая меня спать. Слова песни оказались смесью одного и другого:

– Спой песенку вместе со мной, – начала так тихо, как только могла, – в кармане змей проживает злой. Коль голову мне откусит, то вслед за ней и вся боль отступит.

Оук рассмеялся, как будто я спела нечто забавное, а не странную и мрачную бессмыслицу. Но как бы плохо я ни справилась, мой долг был оплачен, а значит, меня ждала еще одна возможность обрести свободу.

Я тут же схватила лисичек, чтобы не дать ему времени изменить ставку.

Одна приземлилась на ноги, две на бок. Пять убогих, дурацких, бесполезных очков. С таким результатом победить почти невозможно. Мне хотелось пнуть фигурки, чтобы они потонули в грязи, или бросить ими прямо в Оука. Мне придется выполнить его вторую просьбу, хотя у меня по‑прежнему ничего нет. Я почувствовала, как щиплет глаза от подступающих слез, почувствовала знакомый привкус соли во рту. Я была невезучим, злосчастным ребенком, и…

Оук бросил лисичек, и все они упали на бок. Он получил ноль очков.

Я уставилась на него, затаив дыхание. Я выиграла. Победила!

На его лице не отразилось разочарования из‑за того, что нужно расплачиваться. Широко улыбаясь, он поднялся на ноги и достал нож из футляра, который я до этого не замечала, ведь он скрывался в рукаве его туники. Рукоять была украшена золотом, а само лезвие, выполненное в форме листа, выглядело острым.

Однако толстая веревка не поддавалась: даже разделять ее на нити получалось с трудом, а на то, чтобы разрезать каждую из них, уходило по несколько минут. Я уже пробовала перегрызть оковы зубами – без особого успеха, – но не думала, что они настолько прочные.

– Веревка зачарована, – расстроенным голосом признал он.

– Режь быстрее, – сказала я, чем заслужила недовольный взгляд принца.

Мои пальцы дрожали от напряженного ожидания. Но не успел он продвинуться и на четверть, как мы услышали громоподобный стук лошадиных копыт и дребезжание кареты. Я одержала победу слишком поздно – леди Ноури и лорд Джарел уже возвращались в лагерь. Я знала: они придут убедиться, что я сижу на том же месте, где они меня оставили. Оук принялся рубить веревку еще отчаяннее, но я понимала, что сбежать уже не удастся.

– Уходи, – попросила я, ощущая во рту горечь разочарования.

Схватив меня за руку, он вложил в нее одну из серебряных лисичек.

– Я вернусь завтра, – сказал он. – Обещаю.

У меня перехватило дыхание от этой беззаботно данной клятвы. Фейри не умели нарушать обещания, поэтому мне оставалось только поверить ему.

 

 

Следующей ночью весь Двор Зубов был занят приготовлениями. Лорд Джарел с величайшим самодовольством объявил, что их ждет праздничный пир. Смертная Верховная королева согласилась принять и уздечку, и предложение о перемирии. Мне вручили платье и наказали не пачкать его, поэтому теперь я не могла сесть на землю и была вынуждена стоять.

Я беспокоилась, что меня увезут на пир раньше, чем придет Оук. Я пыталась придумать, как поговорить с ним в замке и упросить освободить меня, когда он вдруг показался на опушке леса. Он волочил за собой меч, такой длинный, что нести его за поясом было просто невозможно. Это зрелище напомнило мне, как Оук заслонил собой мать, когда король‑змей бросился в ее сторону. – тогда он казался мне сказочным принцем, готовым дать отпор дракону. Несмотря на мягкость и избалованность, он умел быть отважным.