Украденный наследник
Сейчас, оказавшись на его территории, я чувствовала себя неловко. И не знала, как долго он позволит мне здесь оставаться.
– Выбирай какую хочешь, – предложил он. – А я посмотрю, можно ли стащить что‑нибудь из кухни. Сегодня повара столько еды наготовили, что наверняка осталось много лишнего.
Когда он ушел, я с благоговейным трепетом открыла коробку «Извините!» и провела пальцами по пластиковым фишкам. Мне вспомнилось, как однажды вечером мы играли в эту игру с моей не‑семьей. Ребекка три раза подряд отправила меня обратно на старт, а потом дразнила из‑за этого. Тогда я еще не представляла, что такое настоящие потери и поражения, поэтому разрыдалась, и папа сказал Ребекке, что сохранять благородство при победе так же важно, как и при проигрыше.
Я хотела, чтобы Оук дал мне возможность побыть благородным победителем.
Возвратившись, он принес целый пирог и кувшин сливок. Он забыл про ложки, тарелки и чашки, и мы руками отламывали кусочки бисквита с черничной начинкой, запихивали их в рот и запивали прямо из кувшина. Мы запачкали пальцы и краешки игровых карточек.
Я настолько преисполнилась радостью, что вспомнила об опасности, только когда провернулась дверная ручка. Я едва успела заползти под кровать Оука, зажав рот липкими, грязными пальцами, прежде чем в комнату вошла Ориана.
Я замерла и затаила дыхание. Жена Мадока жила с нами в лагере, когда мы еще были на севере, и поэтому узнала бы меня в ту же секунду.
На мгновение я даже задумалась, не сдаться ли мне на ее милость. Возможно, я была бы полезна в качестве заложницы. Если бы Ориана привела меня к Верховной королеве, та наверное, не стала бы проявлять жестокость. До меня никогда не доходили слухи о том, что она учиняла расправы и зверства.
Но если будет заключено перемирие, меня тут же вернут лорду Джарелу и леди Ноури. Верховная королева охотно выполнит все их простые требования, чтобы выиграть хотя бы крохотную возможность отвергнуть трудные.
К тому же я не была до конца уверена, на чьей стороне Ориана.
– Где ты был? – спросила она у Оука резким тоном. – Неужели Виви и эта девчонка Хизер позволяли тебе вытворять такое, пока вы жили в мире смертных? Убегать, никого не предупредив?
– Уходи, – отозвался Оук.
– Стражники сообщили, ты вернулся не один. А еще ходят слухи, что та жуткая девочка из Двора Зубов куда‑то пропала.
Он не ответил, смерив мать скучающим взглядом.
– Тебе нельзя приближаться к ней одному.
– Я принц, – бросил он. – И могу делать все, что захочу.
Сначала на лице Орианы отразилось удивление, потом – обида.
– Я оставила Мадока ради тебя.
– И что с того? – Оук, похоже, совершенно не чувствовал вины. – Я не обязан ни слушать тебя, ни выполнять твои приказы. И отвечать тоже не должен.
Я ожидала, что она даст ему пощечину или позовет стражников, чтобы они сделали это за нее, но потом поняла, что те подчиняются не леди Ориане, а принцу. Сейчас власть находилась в руках смертных сестер, которые его любили.
Но я и представить не могла, что мать подойдет к нему, прикоснется ко лбу и осторожно откинет его темно‑золотые волосы, обнажив маленькие рожки.
– Знаю, – ответила она. – А еще понимаю, что не могу желать победы ни одной из сторон. Раньше я проклинала тот день, когда Мадок отправился на поиски этих девчонок, а теперь желаю лишь одного: чтобы мы все снова могли быть вместе.
Оук, недавно так дерзко говоривший с матерью, уткнулся лбом в ее ладонь и прикрыл глаза. В этот момент я осознала, как мало знаю о них. Невооруженным взглядом было видно, что они любят друг друга, и мне отчаянно захотелось, чтобы меня тоже кто‑нибудь ласково погладил по волосам.
Ориана вздохнула.
– Пожалуйста, останься сегодня в комнате. Если не хочешь меня слушаться, сделай это хотя бы потому, что на пиру будет скучно, а твоей сестре этой ночью и без тебя хватит забот.
Она поцеловала его в лоб и ушла.
Скрип закрывшейся двери напомнил о том, в каком рискованном положении я находилась. Надо было как‑то убедить Оука оставить меня во дворце. Найти причину, достаточно серьезную, чтобы он вступился за меня перед матерью и сестрами. Я не сомневалась, что играю в игры смертных лучше него, пусть он совсем недавно вернулся в Фейриленд. Более того, я умела жульничать. Могла посчитать количество черничных пятнышек на рубашках карт и перемешать их так, чтобы сверху оказались те, что мне нужны. Ребекка делала так постоянно.
– Давай поиграем в «Рыбку», – предложила я.
Похоже, он испытал облегчение от того, что я не стала расспрашивать его о матери. К примеру, почему он обижается на нее или почему, несмотря на это, она так к нему добра. Я вдруг задумалась: а что, если он искал Мадока, когда наткнулся на меня накануне?
Я принялась тасовать карты и продолжила говорить, чтобы отвлечь его от движений своих рук.
– А что еще было на кухне?
Оук слегка нахмурился, и я занервничала, но тут же поняла, что он просто пытается сосредоточиться.
– Фазаны, – ответил он. – Торты из желудей. Ой, я тут вспомнил. У меня где‑то остались сладкие кольца, которые я насобирал на Хэллоуин. Я наряжался самим собой.
Его слова прозвучали жутковато, но где‑то в глубине души я пожалела, что у меня такой возможности никогда не было.
Я сдала ему нижние карты в колоде, а себе – верхние, позаботившись о том, чтобы в моей руке оказалось много карт одинакового достоинства. Несмотря на это, он победил один раз. Но я выиграла дважды.
Оук позволил мне провести у него под кроватью и ту ночь, и следующую тоже. Уже тогда я узнала, что шансов на перемирие нет, что Двор Зубов проиграл войну и что лорд Джарел – мой отец – погиб.
Впервые более чем за год я спала спокойно и очнулась ото сна, только когда день был уже в разгаре.
Я всегда буду благодарна ему за то время, даже несмотря на то, что три дня спустя стражники вывели меня из его комнаты, заковав в цепи. Даже несмотря на то, что Верховная королева выслала меня из Эльфхейма, а Оук не сказал ни слова, чтобы ее остановить.
Глава 4
Позади заброшенного дома две фейрийских лошади жуют одуванчики в ожидании наездников. Стройные, как лани, и окруженные мягким сиянием, они скользят между деревьями, словно привидения.
