Украденный наследник

«Я был честнее Тирнана, который позволил другому вить из себя веревки».

– Отрепье тонет? – интересуюсь я.

Гиацинт качает головой.

– Морской народ заберет ее обратно в Эльфхейм, и там ее вылечат.

Я облегченно выдыхаю. Снова смотрю на Оука, который прижимается щекой к боку Летуньи. На его сверкающие в лунном свете доспехи. На трепещущие ресницы и мозолистые ладони.

– Уздечка не влияет на заклятье, – напоминаю Гиацинту. – Если ее снять, чары не усилятся и не ослабнут.

– Не поддавайтесь очарованию принца Оука, – предостерегает меня он, пока рыцарь бредет по камням в нашу сторону. – Он не такой, каким кажется.

У меня на языке вертится несколько вопросов, но задавать их уже нет времени. Когда Тирнан приближается, я перевожу взгляд на море. Лошадь исчезла. Над волнами не видно даже ее головы.

– У нас остался один скакун, – сообщает нам Тирнан.

Отдохнуть нам тоже негде. Я изучаю укромное место под дощатым настилом. Можно свернуться калачиком на холодном мягком песке, и там нас никто не потревожит. Стоит мне только подумать об этом, как я с новой силой ощущаю, насколько измотана.

Рыцарь указывает на дорогу:

– Там есть мотель. С того края пляжа видна вывеска.

Он берет в руку поводья лошади Оука и ведет ее вверх по холму. Я иду следом, прямо перед однокрылым солдатом. Я замечаю, как они напряжены в присутствии друг друга, как тщательно стараются сохранять дистанцию, словно два магнита, которым нужно оставаться на безопасном расстоянии, а иначе сама природа стянет их вместе.

Мы продолжаем идти вперед; звезды над нашими головами тускнеют, а в воздухе по‑прежнему висит соляная взвесь. Интересно, беспокоят ли моих спутников шум машин и запах железа? Я ко всему этому привыкла. Здесь я могу твердо стоять на ногах. Но когда мы доберемся до Двора Бабочек и я окажусь посреди Фейриленда, то почва под ними станет зыбкой и ненадежной.

Подумав об этом, пинаю пластиковый стакан, к которому присохли остатки газировки, и он, вращаясь, катится вдоль сточной канавы.

Миновав несколько жилых массивов, мы наконец‑то подходим к мотелю. Асфальт на парковке пошел трещинами, сквозь которые пробиваются чахлые сорняки. Несколько видавших виды машин стоят рядом с одноэтажным оштукатуренным зданием. Вывеска на фасаде мотеля мало что обещает, кроме свободных номеров и кабельного телевидения.

Принц пытается сесть.

– Оставайтесь здесь, – говорит Тирнан. – Мы возьмем ключи и вернемся.

– Я в порядке, – отвечает Оук, слезая с лошади и тут же обессиленно оседая на асфальт.

– В порядке ли? – эхом отзывается рыцарь, приподняв брови.

– Я не смог бы произнести эти слова, не будь они правдой, – говорит принц и, пошатываясь, поднимается на ноги, после чего всем весом опирается на ближайшую машину.

– Гиацинт, – зовет Тирнан, указывая на него. – Не дай принцу упасть. Рэн, ты идешь со мной.

– Я могу только мечтать о том, чтобы позволить такой важной персоне упасть, – усмехается Гиацинт. – Или, напротив, даже мечтать не могу. Или что‑то в этом духе.

– Тебе стоит мечтать о полете, сокол, – говорит Оук таким тоном, что я задумываюсь, а не слышал ли он часть нашего разговора.

Гиацинт вздрагивает.

– Рэн, – повторяет Тирнан, жестом указывая на мотель.

– Я плохо умею наводить чары, – предупреждаю я.

– Тогда не утруждай себя.

Несмотря на висящую над дверью табличку «НЕ КУРИТЬ», зона ресепшен пропахла сигаретным дымом. Усталая женщина за стойкой во что‑то играет на своем телефоне.

Она поднимает взгляд, и ее глаза округляются. Рот открывается, будто она собирается закричать.

– Ты видишь двух совершенно обычных людей, которые пришли сюда по совершенно обычным причинам, – говорит ей Тирнан, и я наблюдаю, как ее глаза стекленеют, а черты разглаживаются под маской спокойствия. – Нам нужны два номера рядом друг с другом.

Я вдруг вспоминаю, как были зачарованы мои не‑родители, и злюсь, хотя он не заставляет женщину делать ничего ужасного. По крайней мере пока.

– Конечно, – отвечает женщина. – В это время года туристы – редкость, поэтому у нас много комнат на выбор.

Рыцарь неопределенно кивает, и она вставляет ключ‑карту в аппарат для кодирования. Затем просит данные банковской карты, чтобы оплатить услуги, не включенные в стоимость номера, однако спустя несколько слов забывает об этом. Тирнан расплачивается наличными, которые не похожи на подозрительно хрустящие зачарованные купюры. Я бросаю на рыцаря недоверчивый взгляд и опускаю в карман маленький спичечный коробок.

Мы выходим на улицу. Наша единственная лошадь стоит на участке, поросшем чахлой травой, и жует одуванчик. Похоже, привязывать Летунью никто не собирается.

Оук сидит на бампере машины и выглядит уже не таким нездоровым. Гиацинт прислоняется к грязной оштукатуренной стене.

– Те деньги, – говорю я, – они настоящие?

– О да, – подтверждает принц. – Иначе сестра разгневалась бы на нас.

– Разгневалась бы, – повторяю я устаревшее слово, хотя его значение мне понятно. Ее бы это взбесило.

– Она бы капец как разгневалась, – добавляет он с широкой улыбкой.

Обычно фейри относятся к смертным либо как к пустому месту, либо как к возможности поразвлечься. Судя по всему, у его сестры другая позиция. Наверняка многие из народа ее за это ненавидят.

Тирнан ведет нас к нашим номерам, 131 и 132, открывает дверь в первый и впускает нас всех внутрь. В комнате находятся две кровати, накрытые колючими на вид одеялами. На стене висит телевизор, под ним – покосившийся стол, прикрученный к полу. На ковре вокруг шурупов виднеются пятнышки ржавчины. Отопление включено, и немного пахнет жженой пылью.

Гиацинт останавливается рядом с дверью, прижав крыло к спине. Он преследует меня взглядом, возможно, чтобы не смотреть на рыцаря.

Оук опускается на ближайшую постель, но глаза не закрывает.

– Теперь мы кое‑что знаем о ее способностях, – улыбается он, уставившись в потолок.

– Но вас отравили! Хотите сказать, оно того стоило? – вопрошает рыцарь.

– Меня постоянно травят. Жаль, это был не румяный гриб, – отзывается принц, но его слова не имеют никакого смысла для меня.

Тирнан кивает в мою сторону: