Улица Светлячков
Она тут же пожалела, что вообще раскрыла рот. Прозвучало это ужасно тупо и по‑детски. Чтобы не стоять столбом, разглядывая каменное лицо Талли, она опустила запеканку на кухонную столешницу.
– Осторожно, горячая еще, – предупредила она и тут же поняла, что опять сморозила глупость – и так ясно, что горячая, не зря же она заявилась в рукавицах с кита размером.
Талли наблюдала за ней, прислонившись спиной к розовой стене и раскуривая сигарету.
Кейт с опаской покосилась на дверь в гостиную:
– А ее не волнует, что ты куришь?
– Ее вообще ничего не волнует, слишком сильно болеет.
– А‑а.
– Хочешь затянуться?
– М‑м… нет, спасибо.
– Ну да. Я так и думала.
Со стены на них смотрели часы в виде кота. Кот водил из стороны в сторону глазами, помахивал хвостом, отмеряя секунды.
– Ну, тебе, наверное, пора домой, ужинать, – сказала Талли.
– Да, – согласилась Кейт, чувствуя себя еще большим задротом, чем прежде, – точно.
Талли снова провела ее через гостиную; ее мать теперь лежала на диване, раскинув в стороны руки.
– Пока, соседская девочка, которая старается быть гостеприимной.
Талли рывком распахнула дверь. Обнажился мутный багровый прямоугольник закатных сумерек, который казался слишком ярким, каким‑то ненастоящим.
– Спасибо за еду, – сказала она. – Я готовить не умею, а Дымка вон сама уже готовенькая, если ты понимаешь, о чем я.
– Дымка?
– Моя мать. Теперь она так себя называет.
– А‑а.
– Вообще было бы круто уметь готовить. Или хотя бы повара нанять, типа того. Ну, в смысле, раз у мамы рак.
Талли посмотрела прямо на Кейт.
Скажи, что можешь научить.
Рискни.
Но она не решилась. Слишком уж большого унижения это могло стоить.
– Ну… пока.
– Увидимся.
Кейт шагнула мимо нее и слилась с сумерками.
Уже на полпути к дороге Талли окликнула ее:
– Эй, погоди!
Кейт медленно обернулась.
– Тебя как зовут‑то?
Вспышка надежды.
– Кейт. Кейт Маларки.
– А‑а, Маларки‑Чмоларки? – рассмеялась Талли.
Кейт эта дурацкая школьная дразнилка смешной не казалась. Она снова отвернулась.
– Прости, я не хотела, – сказала Талли, но смеяться не перестала.
– Ну да, как же.
– Ладно, хочешь, обижайся на всякую хрень, дело твое.
Кейт молча пошла прочь.
Глава четвертая
Талли смотрела ей вслед.
– Зря я это сказала, – произнесла она вслух, и под бескрайним небом собственный голос показался ей совсем тоненьким, незначительным.
Она и сама не знала толком, зачем сказала это, почему ей вдруг захотелось высмеять соседку. Со вздохом она вернулась в дом. Ее тут же окутал запах марихуаны, в глазах защипало от дыма. Мать лежала, распростершись, на диване, одна нога на подушках, другая на кофейном столике. Нижняя челюсть отвисла, в уголках губ блестели капельки слюны.
И эта девочка из соседнего дома все видела. Талли обдало жаркой волной стыда. Да про нее в понедельник вся школа говорить будет. Мать Талли Харт – обдолбанная хиппи.
Поэтому она и не приглашала никого в гости. Если уж берешься хранить секреты, храни их в укромном месте, подальше от посторонних глаз.
Она бы что угодно отдала, лишь бы иметь мать, которая готовит запеканки для соседей. Так вот почему ей захотелось поиздеваться над фамилией девчонки из дома напротив? От этой мысли Талли рассердилась и с силой захлопнула дверь.
– Дымка. Вставай!
Всхрапнув, мать села на диване.
– Ш‑ш‑што случилось?
– Ужинать пора.
Дымка откинула с лица мочалку свалявшихся волос и с трудом сфокусировала взгляд на часах, висевших на противоположной стене.
– Мы в богадельне или где? Кто ужинает в пять?
Талли немало удивилась, что мать вообще в состоянии разобрать, который час. Она вернулась в кухню, отрезала два куска запеканки, разложила по тарелкам и снова вышла в гостиную.
– Держи. – Она вручила матери тарелку.
– Это откуда? Ты приготовила?
– Вот еще. Соседка принесла.
Дымка медленно обшарила комнату мутным взглядом.
– У нас есть соседи?
Талли не ответила. Все равно мать вечно забывала, о чем идет речь. С ней невозможно было поддержать осмысленный разговор, и обычно Талли было плевать – вести беседы с матерью ее тянуло не больше, чем смотреть черно‑белые фильмы, – но именно сейчас, после того как в доме побывала та девчонка, Талли очень остро ощутила разницу между ними. Будь у нее настоящая семья – настоящая мать, которая печет запеканки и таскает их соседям, – она бы не чувствовала себя так одиноко. Она опустилась в одно из кресел‑мешков горчичного цвета, стоявших по бокам от дивана, и осторожно спросила:
