Великое расширение
Ее школьные туфли, матерчатые, белые, потемнели от грязи, и девочка, присев на корточки, стала оттирать их. А Боонь отыскал большой сухой лист и поспешил на помощь – пока Сыок Мэй отчищала правую туфлю, он тер левую. Поглощенные работой, они молчали. Немного погодя Сыок Мэй выпрямилась и грустно посмотрела на туфли.
– Ты их постирай, и все нормально будет, – посоветовал А Боонь.
– Наверное, – рассеянно согласилась она, и А Боонь понял, что расстроилась она не из‑за туфель.
– Если хочешь, я тебе как‑нибудь лодку покажу, – сказал он. – Даже если на воду ее не спустим, просто внутрь залезешь.
Сыок Мэй подняла глаза. Темные блестящие шарики, которые словно впитывали весь проникающий сквозь листву свет. А Бооню показалось, что в этих глазах он видит Сыок Мэй, ее маленькую копию меж холодных, сводчатых стен. Он представил, как ныряет туда, к ней.
– Ну ладно, давай, – согласилась она и на миг задумалась. – Если хочешь, я тебе с чистописанием помогу.
На этот раз А Боонь отказываться не стал. Он протянул ей руку, и Сыок Мэй с серьезным видом пожала ее. Здесь – стрекот насекомых в кустах. Здесь – осколки света сквозь листву. Далекие отголоски океана, накатывающего и отступающего. А может, это мальчик придумал. Рукопожатие словно обещало, что этот договор – надолго, хотя в чем именно он заключается, мальчик пока не понимал.
Глава
7
Уже четыре месяца подряд Ма вносила в общую кассу совсем немного. Украдкой взглянув на остальных женщин за столом и убедившись, что никто из них не смотрит на нее, она выводила на клочке бумаги цифры. Восемь женщин бросали свернутые бумажки в коробку из‑под печенья, а Сор Хун, распорядительница кассы, одну за другой доставала бумажки, разворачивала и объявляла число. Тот, кто вносил больше всех, получал право в течение месяца распоряжаться всеми деньгами. Так что никто не узнает, что дела у семейства Ли, прежде живущего совсем скромно, теперь пошли в гору и Ма больше не нуждается в ссудах, которые предоставляются в кассе.
Когда записки были собраны, Сор Хун протянула руку с длинными тонкими пальцами и встряхнула коробку. Шуршание бумаги словно предвещало землетрясение, и Ма машинально посмотрела вниз.
Однако там, под столом, она увидела лишь собственные голые ноги и чистый деревянный пол большого благополучного дома Сор Хун. Других домов, подобных этому, в кампонге не имелось. Выстроенный на бетонных сваях, он был достаточно просторный, чтобы в нем хватило места для гостиной, трех спален, столовой, кухни, ванной и туалета. Сейчас женщины разместились в столовой, за овальным столом, накрытым чистой скатертью жизнерадостного желтого цвета. В комнате по‑прежнему пахло обедом, и Ма различила сладкий душок подгоревшего самбала[1] и едва заметный запах рисового вина.
Сор Хун разворачивала бумажки, называла суммы и раскладывала бумажки по порядку, в зависимости от величины вклада. Женщины беспокойно постукивали пальцами по столешнице, под потолком крутились лопасти вентилятора. Ма всегда видела, кто в этом месяце больше всего нуждается. Даже если лица оставались бесстрастными, женщин выдавали жесты. Сама она старалась держать спину прямо, нервно сцепив руки, но время от времени грызла ноготь.
Однако сейчас события развивались странным образом. Сор Хун разворачивала бумажку за бумажкой, и суммы в каждой были меньше той, что написала Ма, меньше чем когда бы то ни было. Ма написала два доллара при максимальном взносе в сотню, но на остальных бумажках было указано полтора доллара или вообще один.
– Ух ты, – сказала Сор Хун, – на этой неделе все богатые, да?
Женщины рассмеялись.
Сор Хун сказала, что два доллара – это высшая ставка. Обычно потом она спрашивала, кто ее сделал. Но сейчас все семь женщин смотрели на Ма.
– Это моя, – непринужденно заявила Ма, – повезло мне на этой неделе. Вы все подарили мне этот шанс!
И все же, судя по их лицам, в том не было никакой случайности.
– А Би… – обратилась к ней Сор Хун и умолкла.
– Что? – Ма сцепила под столом руки. Сердце в груди колотилось. Как же глупо. Ее разоблачили. Ей следовало вести себя иначе, делать более высокие ставки и забирать кассу, пускай даже за это пришлось бы платить.
– Когда ты нам все расскажешь? Твой муж в маджонг выиграл, да? – спросила Суи По.
Голос ее звучал громко и резко. Низенькая и коренастая Суи По знала, что муж Ма вовсе не любитель азартных игр. Все знали. В этом и заключалась ее шутка. Суи По относилась к тому типу соседок, что посочувствуют твоим неудачам и порадуются твоему успеху, и всегда – с неискренним усердием сплетницы, которая старается запомнить мельчайшие подробности твоего поведения и речи, чтобы потом отправиться судачить по всему кампонгу.
Ма была из тех, кто вызывает раздражение у соседок, подобных Суи По. Пусть она всегда послушно сидела с другими женщинами возле кофейного ларька, улыбалась и, как все остальные, обмахивалась ладонью, но все равно в поведении Ма словно сквозила снисходительность. Она все делала правильно: смеялась над скабрезными шутками подруг, цокала языком, обсуждая, как некоторые дети бегают по кампонгу полураздетые и орут. Однако она никого не хаяла и, в отличие от остальных, никогда не выносила суждений. Она казалась скрытной, и Суи По, будто ищейка, пыталась вынюхать, что же такое Ма скрывает.
– Мы с Сор Хун заметили, – похвасталась она, – что каждый месяц кто‑то делает очень низкий взнос, причем всегда два доллара. И почерк один и тот же.
Ма залилась краской. Значит, сегодняшние взносы – это лишь представление, ведь все уже поняли, что это ее почерк, и если они успели опросить всех остальных – а ведь это вразрез с правилами общей кассы, – тогда зачем на этой неделе они вообще записывали взносы? Суи По просто захотела прилюдно поиздеваться над ней. От Суи По такое вполне можно было ожидать, но от Сор Хун, супруги Гим Хуата, старейшего рыбака в их кампонге и доброго друга Па? И не от толстушки Лэ Он Хо, сестры лавочника, – когда им приходилось туго, она всегда насыпала Ма чуть больше риса. Ма оглядела усевшихся в круг женщин. Возможно, глядя на ее вздернутый подбородок, они решили, будто она обвиняет их, потому теперь так старательно отводили глаза.
– У А Хуата в последнее время отличный улов бывает, – сказала Сор Хун.
Замечание бесцеремонное, но не злое. Сор Хун смотрела на нее по‑доброму, разве что слегка обеспокоенно. Словно понимала, как Ма нелегко. Ма взглянула на широкое, выдубленное солнцем лицо пожилой женщины, и ее охватило желание рассказать ей обо всем.
[1] Очень острый густой индонезийский соус, популярный в Малайзии и Сингапуре, в основе – смесь перцев чили, к которым обычно добавляется креветочная паста, остальные ингредиенты могут быть самыми разными.
