Великое расширение
Она потянула его за майку, там, где ткань во время драки порвалась.
А Боонь вытер лицо. Потом робко признался во всем: как задал Хиа вопрос, как Хиа заявил, будто Па не хочет брать его в море, потому что остров появился из‑за него, а еще что рыбаком ему не стать.
Ма помолчала, а потом рассмеялась.
– Так и сказал? Ох, Ям, ну ты и чертенок. То и дело глупости говоришь!
Хиа скрестил на груди руки.
– Это Па сказал, – упрямо повторил он.
– Глупости. – Ма ласково потрепала А Бооня по волосам. – Ты больше не выходишь рыбачить, потому что мы с Па решили отправить тебя в школу.
Хиа молчал. А Ма добавила, что Бооня записали в школу в соседнем кампонге и что уроки начинаются через две недели.
А Боонь не знал, что и думать. Правда, некоторые мальчики из их кампонга ходят в школу, да. Но это считается большой роскошью, не для таких семей, как их собственная. Он всегда думал, что пойдет той же дорогой, что и Хиа, будет помогать отцу рыбачить и, возможно, скопит достаточно денег, чтобы хватило на собственную лодку. Какой смысл ему ходить в школу?
– Но зачем мне туда, Ма? Почему нельзя просто помогать Па и Хиа или тебе по дому? – спросил он.
В ушах у него продолжали звучать слова Хиа: “Потому что хорошим рыбаком тебе не стать. Потому что ты проклят”.
– У Па достаточно помощников, – только и ответила Ма, – ладно, хватит глупостей. Идите обедать. А ты, Ям, оденься.
Па ходил в школу всего два года, после чего разделил со своей матерью заботы о семье. Ма, подобно большинству женщин, образования вообще не получила. Дядя – единственный из них, кто окончил начальную школу и даже проучился немного в училище, поэтому по утрам, когда они пили на веранде кофе, именно Дядя читал вслух газеты для Ма.
Стальное море, упирающееся в далекий горизонт, стрекотание цикад в зарослях, отголоски пения птицы коэль ранним утром – ух‑ууух, ух‑ууух. Мир А Бооня всегда казался огромным, бескрайним и поэтому пугающим, и все же теперь мальчик видел, что мир имеет границы – это кампонг, и семья, и море.
На смену воспоминаниям об острове пришли мысли о школе. Сидя на траве перед домом и разглядывая соленую рыбу, которая вялилась на солнце, А Боонь размышлял о будущем. Мысли о школе, даже само упоминание о ней уже наводили его на догадку, как мало он знает о жизни за пределами дома. Боонь помнил, что в их кампонге живут тридцать четыре семьи, а всего жилищ двадцать девять. Семьи победнее вынуждены делить кров с другими. Именно поэтому о них – о Чанах, Лимах и Инах – Па и упоминал, когда хотел подчеркнуть, насколько призрачна любая стабильность: чтобы вогнать целое семейство в нищету, достаточно продолжительной болезни или вероломного родственника. Кое‑кто из местных владел домом, в котором жил, но чаще они платили за аренду токею, местному богатею, холеному мужчине лет шестидесяти, обладателю двух жен и выводка из девяти детей, жившему в большом кирпичном доме с широким белым крыльцом. У этого крыльца любили фотографироваться дочери других преуспевающих дельцов.
Однажды А Боонь и остальная деревенская ребятня сбежались посмотреть на это диво. От такого великолепия Боонь едва не ослеп: девушка, одетая в вышитый чонсам[1] из пурпурного шелка, держала в руке сверкающий зонтик из вощеной бумаги, а на ногах у нее были крохотные туфельки цвета голубиного оперенья. И ни единого грязного пятнышка на них. Фотографировал ее мужчина смешанных кровей, с пугающими морщинами и в промокшей от пота и потому просвечивающей рубахе. Он перетаскивал с места на место большую черную коробку из металла и стекла. Вспыхивающая лампочка, воткнутые в грязь тонкие ножки штатива – все это намекало на существование за пределами кампонга огромного мира, места, где дорогих фотографов нанимают ради забавы, а мудреная техника служит людским прихотям.
Знал А Боонь и еще кое‑что: все семьи, где мужчины здоровы, живут рыбной ловлей. Если же мужчины в семье нет, как, например, у живущих по соседству Танов, то на жизнь в семье зарабатывают женщины – стирают или пекут на продажу пирожные. Женщинам выходить в море нельзя, это плохая примета. Про это Боонь тоже знал и потому изгнание с лодки очень досаждало ему.
За годы, что он успел прожить в этом мире, кампонг почти не изменился, и все же А Боонь чувствовал, что совсем скоро грядут перемены. Как судачили в кампонге, своих троих младших детей токей отправил не в китайскую школу, которой он сам же и покровительствовал, а в английскую, неподалеку от города. Управляли той школой монахини. Шли в деревне пересуды и о старшем сыне Лимов, тот отказался от отцовской лодки и вместо этого устроился в город, в магазин, где продавали консервы. Все чаще и чаще молодежь уезжала жить и работать куда‑то еще. Па с Дядей объясняли это слабохарактерностью, свойственной новому поколению, непривычному к тяготам, в которых выросли они сами.
Может, поэтому Па и решил отдать А Бооня в школу? Он считает своего светлокожего сына, худосочного и тонкорукого, с девчачьими волосами, представителем этого нового поколения? Впрочем, сейчас эта мысль расстраивала Бооня не так сильно, ведь он научится читать и писать, как Дядя.
У него возродился угасший было интерес к старым газетам, на которых они сушили рыбу. А Боонь всегда любил разглядывать фотографии, особенно ан мо – сухощавых светлоглазых призраков, которые правили островом Наньян и остальными малайскими территориями. Они разрезали ленточки, руководили собраниями, делали заявления на фоне белых рифленых колонн.
Своими глазами он видел ан мо только во время редких вылазок вместе с Ма в город. В кампонг они никогда не приезжали.
Еще сильнее занимали его уроженцы этих мест. В круглых темных очках на носу, с блестящими приглаженными волосами или в аккуратных тюрбанах. Одни малайцы, другие индусы, много китайцев. Эти мужчины, как и ан мо, носили рубашки и брюки, но если ан мо на снимках любезно улыбались или сидели за столами, то местные стояли на трибунах перед толпой и, нахмурившись, обнажив зубы, кричали что‑то в мегафон. Ровесники Па и Дяди, выглядели они, однако, иначе, более мясистые и светлокожие. Эти люди не из тех, кто работает на солнце.
Может ли он стать таким же? Или пойдет по стопам Дяди, которому наука помогает разве что деньги считать да читать вслух газеты уставшим кумушкам? Внезапно слова, напечатанные на страницах, наполнились важностью, и А Боонь загорелся желанием узнать их смысл.
Глава
4
[1] Традиционное в Китае длинное женское платье.
