Vita Nostra. Собирая осколки
Сашка вернулась домой ранним вечером, когда еще не стемнело. Поставила в вазу букет ромашек. Разожгла камин – среди лета. Открыла окно и закурила.
Костя появился почти сразу, деликатно стукнул в дверь.
– Входи, – сказала Сашка. – Не заперто.
Он поставил на стол бумажный пакет из незнакомого кафе:
– Китайская еда. Из новых. Я не пробовал, говорят, хорошо.
– Спасибо. – Сашка выпустила дым за окно.
– Оба перспективные, ты была права. – Костя налил воду в чайник, включил, нашел в шкафу заварку и чашки. Сашка наблюдала отстраненно – он имел полное право распоряжаться у нее в мансарде, как дома. Миллиарды лет назад она однажды ему это позволила.
– Давай поедим. – Он расставлял, по очереди извлекая из пакета, пластиковые и картонные упаковки с закусками, соусами, какой‑то замысловатой снедью. – Мы же белковые существа в том числе. Можем себе позволить.
– Мне выдать им справку о зачислении? – Сашке очень захотелось, чтобы он просто кивнул.
– Рановато. – Костя заваривал чай. – У них есть особенность: они отражают друг друга. Как пара зеркал. Или планеты, связанные гравитацией. Вертятся друг вокруг друга, не могут разорвать связь – и не могут слиться. Очень интересно.
– Зачем их дальше мучить, если они готовы? – Сашка докурила и потушила окурок.
– Ты меня попросила о помощи. – Костя уселся за стол, распечатал упаковку с закуской. – А я очень ответственный… Саша, с точки зрения грамматики – кем эти мальчики тебе приходятся?
– Об их грамматической принадлежности говорить пока рано, – сказала Сашка. – Но интересный случай, ты прав.
– Кто я такой, чтобы задавать вопросы Паролю, – пробормотал Костя. Это значило: «Ты можешь не отвечать, но я запомню».
– Они мне сыновья, разумеется грамматически. – Сашка разнервничалась и закурила по новой. – Биологически – чужие, у них другие папа и мама… И ты это прекрасно знаешь, но все равно спрашиваешь.
– Слушай, – сказал Костя серьезно, – ты все время вот столько куришь?
– …И в каждом из этих пацанов – фрагмент, отражение, проекция, которые мне дороги и которые мне очень нужны.
– Если нужны – тем более нельзя щадить. – Костя снял очки таким знакомым Сашке движением, что она вздрогнула. – Первого сентября они придут в актовый зал вместе с другими. Твоя ответственность – научить их. Моя – сделать так, чтобы они старались изо всех сил.
* * *
Весь день Пашка с Артуром притворялись больными, что было совершенно не сложно – они просто спали, только изредка разлепляя глаза. Бабушка встревожилась, хотела даже звонить знакомому врачу, они едва удержали ее. Сделали вид, что приободрились, наконец‑то поднялись и оделись, съели оладьи со сметаной, в самом деле очень вкусные.
Лора и Антоша весь день слонялись по двору, постоянно и беспричинно ссорясь. Как только Артур и Пашка вышли на кухню – малыши прибежали, будто внезапно проголодавшись, и завели каждый свой разговор: Лора хвасталась, что поймала жука, вот он, в коробочке, вечером Лора его отпустит. Антоша, никогда не любивший читать, притащил книжку Жюля Верна из дедушкиной библиотеки и попытался втянуть Артура в дискуссию о литературе. Оба, хоть и маленькие, чувствовали, что происходит нечто странное, что двоюродных братьев хотят у них забрать, уже почти забрали, но, если отвлечь их жуком, например, – Артур и Паша забудут плохое, вернутся в обычную жизнь и останутся.
Супермаркет «Старт» в центре Торпы заканчивал работу в десять вечера. Артур, повидавший вчера нечто такое, чего Пашке видеть не довелось, начал собираться, когда солнце стояло еще высоко:
– Ба, ничего не надо купить? Мы прогуляемся в центр, можем зайти в магазин…
Прежде таких добровольных предложений от Артура никто не слышал. Бабушка задумалась, зато дедушка обрадовался:
– Как же не надо? Я позавчера, когда ездил, забыл лимоны купить, а в нашей бакалее их нет… Давай‑ка я денег дам, возьмите что‑то еще для мелких, печенье к чаю, конфеты…
У Артура дернулась щека, но заметил это только Пашка – Артур вовремя опустил голову.
– Возьмите нас! – выкрикнул Антоша, но Артур только взглянул на него – и тот будто язык проглотил. Чего испугался?
– Мы быстро, – сказал Пашка, за локоть вытаскивая Артура из кухни. Ему показалось, что они с братом отмечены невидимым клеймом, накрыты зыбкой пленкой нереальности и это заразно, может зацепить и ранить тех, кто рядом, кто ни в чем не виноват.
Хотя в чем они с Артуром виноваты?!
* * *
Был мирный, летний, обыкновенный вечер. Артур удачно выбрал время – самый людный час в местном супермаркете. Дети болтали ногами, восседая на продуктовых тележках, их матери переговаривались о сроке годности упаковок. Расхаживала молодая пара, заполняя тележку пивом и чипсами, нарезками колбасы и сыра, бумажными полотенцами и прочей ерундой, необходимой для вечеринки.
Пашка вошел первым. Прошелся вдоль стоек с пустой корзиной в руках, стараясь не коситься на камеры – а супермаркет, как солидная точка, был оборудован видеонаблюдением, да еще толстый охранник стоял у двери, поглядывая на посетителей.
Никогда в жизни Пашка ничего не воровал, даже мысли такой не возникало. Но вот Артур… в те несколько месяцев, когда братьев активно пытались разлучить, двенадцатилетний Артур связался с компанией совершенно посторонних ребят чуть постарше. И вот у них воровство из супермаркетов было спортом.
Они таскали конфеты и чипсы, футболки и наушники, один раз обчистили кассу у торговки цветами в маленьком павильоне. А потом Артура поймали – именно его, а не старших опытных приятелей.
Никто, кроме Пашки, не знал до конца, чего стоили Артуру чужие пальцы на запястье, обвинение «Вор!» и разбирательства в полицейском участке. Но главное – чего ему стоило потом выражение глаз отца, который спешно вернулся из рейса. Это было не осуждение и не гнев, а детское недоумение – его сын? Ворует?!
Толпа психологов – опять! – была вызвана на помощь. Артур в эти дни потерял себя, перестал быть собой, и поддержать его мог только Пашка – поделиться своей идентичностью, как аквалангисту с пустым баллоном дают подышать из чужого.
После того как случай удалось замять, братьев снова отправили в один класс, и это было единственным возможным утешением. Прошло шесть лет, они окончили школу; Артур научился даже смеяться над той историей, но человек в темных очках знал, оказывается, его болевые точки.