Во главе конца

Гипнос медленно поднял руку, призывая меня то ли успокоиться, то ли замолчать. Но я не собиралась делать ни то, ни другое.

– А жизнь Элиона ты посчитал мелкой платой за свой идиотский план?!

– Кассия, ты же знаешь, что я могу умереть от пули? – ровным тоном уточнил он.

– Знаю, и что?! – огрызнулась я.

– Тогда, если соберёшься меня пристрелить, я бы хотел, чтобы ты сделала это осознанно, – сдержанно пояснил Гипнос, выразительно опустив глаза.

Я проследила за его взглядом и опешила, найдя пистолет в руке. Я не думала о нём и не концентрировалась на создании иллюзии, но Веста была права, говоря, что, создав однажды, с каждым разом повторять будет всё легче. Рука с оружием вибрировала от скопившегося напряжения, я с трудом сняла палец со спускового крючка, продолжая направлять дуло в землю.

– На Переправе ты сильнее, Кассия. Особенно если переполнена своей усиливающей эмоцией, – мягко напомнил Гипнос, и я с трудом проглотила ком в горле, вспомнив, как упала в расщелину, стоило Каю поддаться гневу.

Могла ли я застрелить Гипноса?

Сомневаюсь.

Я зла на него. С одной стороны, мне действительно хочется его убить, но с другой – я бы не смогла этого сделать, в глубине души искренне его любя. Однако я могла вскинуть руку, даже не заметив оружия, и случайно нажать на спусковой крючок. Вот почему Кай так терзался. Переправа вторила худшим мыслям, хотела угодить ему и убрать меня с глаз, когда он пожелал. Переправа не разделяет нормальные желания от мимолётных, порывистых и неправильных. Тех, которым никогда не стоит сбываться.

Мне понадобилось время, чтобы избавиться от иллюзии пистолета. Пришлось заставить себя успокоиться.

– Будь ты реально бессмертный, то пару пуль в лоб ты бы заслужил, – пробубнила я.

Гипнос вымученно улыбнулся и кивнул.

– Всё произошедшее было твоим планом? – спросила я после продолжительной паузы.

Я больше не кричала, даже тон голоса не могла повысить, вымотанная всем увиденным. Сознание было истерзано многочисленными вопросами и догадками.

– Не всё.

– Что‑то опять пошло не так? – с трудом уточнила я.

…пошло не так из‑за моего существования?

Я хотела дополнить мысль, но не смогла озвучить вопрос целиком, и без Гипноса зная ответ. Бог сна рукой указал в сторону, безмолвно предлагая пройтись.

– С ним Веста, всё будет хорошо, – заверил он, когда мой взгляд нервно дёрнулся к окнам спальни Кая.

Мы медленно направились к далёкому яблоневому саду. Два массивных спутника на небе сияли ярко, а многочисленные созвездия и туманности цветными пятнами растеклись по небу. Гипнос шагал тяжело, устало и едва поднимая ноги. Его голова была опущена, и невидящим взглядом он смотрел вниз. Светящаяся трава блёкла рядом с ним, будто вторила его настроению.

– Морфей, Фобетор и Фантас мертвы, верно? – едва слышно спросила я, но Гипнос моментально сбился с шага.

– Мертвы, – подтвердил он.

– У Кая копьё Фобетора, у Весты кубок Морфея.

Гипнос одарил меня безрадостной улыбкой.

– Расскажи мне, я больше не могу гадать. Постоянно каких‑то ответов не хватает, и я устала их искать, – взмолилась я.

Руфус обхватил меня за плечи и подтянул к себе то ли ради объятий, то ли сам остался без сил и ему необходимо было на кого‑то опереться. Несмотря на многочисленные недомолвки и ложь, у него под боком я немного расслабилась, согретая теплом.

– Я бог безмолвного сна, и созданная мной Переправа была пустой, простым переходом и не более, – расслабленно начал Гипнос, останавливаясь подле яблоневого сада, я замерла рядом, по‑прежнему прижимаясь к его тёплому боку. Среди стволов приметила духов Гесперид, те пару раз выглянули, но после спрятались в глубине, то ли чуя напряжённую атмосферу, то ли не желая попадаться богу на глаза. – Три моих сына привнесли сюда сны и иллюзорные миры, у каждого была своя территория. Здесь также жила моя жена – Пасифея. Тебе известно, кем она была?

– Одной из прекрасных харит. Она олицетворяла расслабление.

– Да, но не только это. Ещё медитацию, галлюцинации и любые другие варианты изменённого сознания. Именно поэтому у нас родились такие разные сыновья, – с мечтательной улыбкой добавил Гипнос, а его блуждающий по полям взгляд, казалось, видел нечто большее, чем просто светящуюся траву, одинокие деревья и сумеречный небосвод.

Улыбка Гипноса медленно померкла, он моргнул, сбрасывая пелену воспоминаний, и посмотрел на меня. Оглядел с придирчивой внимательностью, а затем погладил по волосам и, всё так же прижимая к себе, медленно повёл дальше.

– После взрыва на Переправе и смерти всех близких от каждого что‑то да осталось. От сыновей – территории, хранящие их силы. Из‑за гибели Танатоса здесь стало опасно, и мы можем по‑настоящему умереть, а от Пасифеи Переправа стала восприимчива к сознаниям и помыслам входящих сюда. Поэтому некоторым не везёт отправиться к онирам и керам.

– Веста действительно обладает силой Морфея, а Кай – Фобетора? – уточнила я, помогая перейти к нужной теме.

– Я знал, что рано или поздно ты догадаешься, – похвалил Гипнос, но я ответила ему недовольным взглядом. – Из‑за взрыва Переправа была покалечена и стала опасной даже для меня. Я тогда не желал что‑либо делать, мир и жизнь потеряли смысл, время текло, и Переправа медленно восстановилась сама, но одичала, а кошмары с земель Фобетора разбрелись по всем территориям. Не сразу, но я собрался с силами привести их в порядок, однако у меня мало что получилось. Требовалась помощь сыновей, способных контролировать те или иные земли. Когда у меня всё‑таки появились новые дети, то они помогали восстанавливать Переправу как могли, но нужны были все трое, а рождались лишь с даром Морфея и Фобетора.

– Значит, Веста и Кай обладают силами с рождения?

– Не совсем. Тяга к тому или другому открывается с возрастом. Весте было около пятнадцати, когда она впервые смогла повелевать территориями Морфея, а с возвращением кубка получила способность передавать видения. Годами позже семилетний Камаэль внезапно привёл в дом двух ониров, вероятно хотел завести питомцев, – усмехнулся Гипнос, а я от изумления уставилась на него во все глаза. Хотя, может, для него это действительно забавно. – Так мы выяснили про его дар Фобетора. Тебе известно, что самые могущественные из кошмаров не керы, а эринии? – Гипнос задал вопрос, но сам же ответил, несмотря на мой согласный кивок: – Керы более свирепые, но они олицетворяют несчастья. Эринии же созданы для отмщения, они умнее, способны анализировать ситуацию, поэтому недостаточно грубой силы, чтобы их победить. Усиливающая эмоция Камаэля – гнев, потому даже эринии, которых прозвали «гневными», подчиняются ему.

Я невольно улыбнулась, уловив неприкрытую гордость и откровенную любовь в голосе Гипноса. Он рассуждал об ужасах и кошмарах, о гневе и ярости, но говорил с такой теплотой, словно желал напомнить, что это всё часть гармонии и недостаточно любить свет, необходимо полюбить и тьму, чтобы жить в балансе с самим собой и с миром.