Во главе конца

– Я многое обдумал и понял, что не смогу тебя отпустить. Представил месяцы, годы, десятки лет поблизости, но раздельно… Даже если бы Элион был жив, я бы не смог…

Кай сбился, дыхание стало прерывистым, я успокаивающе погладила его по спине.

– Ты не виноват в смерти Элиона, – заверила я. – Из‑за смеси ядов у него… не было шансов. – Необходимые слова. Но как бы они ни были правдивы, сказанное вышло с трудом. – В ночь перед встречей Элион сказал, что ты для него лучший друг и он готов позаботиться обо мне не столько из‑за меня, сколько ради тебя. Элион поступил как Сирша, а вы все твердили, что я должна уважать выбор своей подруги.

Я старалась говорить ровно, проглатывая подкатывающие слёзы. Кай молчал, продолжая пальцами перебирать мои волосы.

– Знаю, что ты чувствуешь. Смерть Элиона не была напрасной. Он спас тебя.

Кай крепче стиснул меня в объятиях, на мгновение мне стало тяжело дышать, но я не сопротивлялась, зная, что ему жизненно важно ощутить что‑то реальное, избавиться от зыбкости и потери. Он ослабил нажим, и я вдохнула свободнее.

– За Элиона они ещё ответят, – едва слышно пробормотал Кай. Несмотря на сонный голос, он говорил серьёзно. – Мойры хотели Единого царя, тогда я доберусь до всех остальных и помогу Микелю остаться одним и единственным.

У меня мурашки побежали по спине. Объятия стали расслабленными, лекарство подействовало, и Кай мирно уснул. Я и не подумала уйти, сама закрыла глаза, анализируя услышанное. Сомневаюсь, что Кай остановится. У него есть керы, но цари тоже сильны. Их армии многочисленны, и если он убьёт хоть одного из них, то Даория откроет охоту уже не только на меня, но и на самого Кая.

Я разделяла его чувства, мне хотелось видеть каждого из царей мёртвым, но и слепая месть здесь не поможет. Я желала, чтобы они исчезли из моей жизни, чтобы более не представляли угрозы и чтобы впредь Каю не приходилось за меня бояться. И раз даории отказались от официального перемирия, то нужно найти другой способ навсегда избавиться от них.

КАССИЯ

Я задержала дыхание от звука разбившейся бутылки. Затем в стену полетели два недавно наполненных бокала. От третьего удара я вздрогнула, но продолжила прятаться.

После полудня я проснулась в постели Кая одна, а спустившись на кухню и увидев Весту в одиночестве, уже почувствовала неладное. Дочь Гипноса сидела за столом в полнейшей тишине, обнимая кружку с чаем, который давно перестал быть тёплым. Она сказала, что Кай ушёл на рассвете, но не стала его возвращать, прочитав оставленную им записку.

Я хотела бы проявить такое же уважение и чуткость к его горю, как это удалось Весте, но беспокойство перевесило, и я последовала за ним в семейный склеп архонтов Дома Чревоугодия. Уже бывала здесь, когда собранный в урну прах Элиона поставили за одной из мраморных плит, среди его предков. Отыскав Кая, я подавила первый порыв выйти и утешить его. Поняла, что это нужно мне, а не ему. Кай же не искал успокоения, ему необходимо было выпустить всё, что приходилось держать, поэтому я спряталась за широкими колоннами, решив дать ему столько времени, сколько понадобится.

– Ну же, Элион! Я принёс бурбон, который ты у меня клянчил, – с горьким смешком выплюнул Кай, схватив новую бутылку алкоголя. Неуклюже плеснул напитка в один из приготовленных бокалов, отпил и поморщился. У него едва заметно тряслись руки от смеси гнева и горя, которую он попытался утопить в алкоголе ранее, опрокинув в себя одну бутылку чего‑то крепкого. – У этой дряни немыслимый ценник для какого‑то бухла, но ты клянчил и клянчил.

Наступила напряжённая пауза, я тяжело задышала, когда взгляд Кая вновь ожесточился. Он сделал ещё несколько глотков напитка, словно через силу. Оставшаяся в бокале жидкость разбавилась кровью, доказывая, что до выздоровления Каю слишком далеко.

– Я хранил его для тебя, хотел подарить, – с напряжением выдал он, зло взглянув на мраморную плиту Элиона. – Куплю ещё тысячи бутылок этого дерьма, поэтому возвращайся и пей. Возвращайся, я сказал! – рявкнул Кай, швырнув бокал в одну из колонн.

Он ещё что‑то крикнул, но я не разобрала за звоном разбитой бутылки. Жидкость расплескалась по полу. Послышался топот ног со стороны коридора, я едва успела перехватить пожилую жрицу – смотрительницу за склепом.

– Что же творится? Откуда столько… – возмущённо залепетала она, но я оттащила женщину подальше, чтобы она не попалась Каю на глаза.

Я приложила палец к губам, моля её помолчать. Торопливо сняла с запястья один из браслетов – украшение, которое мне постоянно приходилось носить, чтобы поддерживать статус наследницы. Тот был из артемзии, но сейчас я не задумываясь отдала его смотрительнице.

– За беспокойство и за последующую уборку. Прошу.

Она была из Дома Чревоугодия, но явно меня узнала. Глаза распахнулись, рот растерянно приоткрылся, со стороны склепа послышался новый шум: кажется, Кай ещё что‑то разбил. Однако я не спускала глаз со жрицы, преграждая ей дорогу. Я не знала, что ещё ей предложить, не хотелось переходить к угрозам, а других украшений у меня не было. Будь это склеп Дома Раздора, я бы уладила всё легко, но сейчас Кай громил чужое святилище.

Жрица не сразу, даже с некой опаской приняла взятку, несмотря на продолжающийся шум за моей спиной, слегка поклонилась и аккуратно попятилась. Я позволила себе бесшумно, протяжно выдохнуть, когда она скрылась за поворотом и даже закрыла дверь. Я напряглась, поняв, что в склепе повисла гнетущая, пугающая тишина. Вернувшись в своё укрытие, я выглянула. Кай тяжело дышал, лбом уткнувшись в надгробную плиту Элиона, пальцами он держался за края, будто намеревался её снять, чтобы достать урну с прахом, но в последний момент сдался, оттянув мрамор лишь на сантиметр. Пол был усеян осколками бокалов, бутылок и ваз. В лужах воды и алкоголя валялись цветы, которые Кай принёс вместе с напитками и другими дарами, словно запоздало пытался подарить Элиону всё, что он когда‑либо хотел.

– Боги, как же я тебя ненавижу, – едва слышно прошептал Кай. – Ненавижу больше всех на свете.

У меня защипало в глазах, я часто заморгала и отвернулась, зная, что всё с точностью до наоборот.

– Спасти меня – твоё самое идиотское решение. Оно глупое и бессмысленное. Ничего тупее придумать было невозможно.

Я до боли закусила губу, стараясь не разрыдаться, потому что слышала отчаяние в голосе Кая. Мне стало стыдно, что я посмела быть свидетелем его горя, но не могла себя пересилить и оставить его одного. Страх, что ему станет хуже, душил вместе со сдерживаемыми слезами.