Волчий остров

Ефим пошарил светом фонаря по стенам и обнаружил в углу еще одну дверь. Ничего, времени полно, вся ночь впереди. Покряхтел, повозился – открыл! За дверью – ступени, ведущие в подвал.

Спускаться пришлось долго, глубина изрядная. Каменная лестница спиралью уводила во тьму, и Ефиму казалось, он на два, а то и на три этажа под землю спустился.

Вот наконец и дно. Сухо внизу, дышится тяжело, будто сверху весом всего здания придавило.

– Ого‑го! – сказал Ефим, и возглас ударился о стены и откатился обратно к нему.

Помещение было довольно большое, вдоль стен – полки. Пустые. Тут‑то Ефим про библиотеку, что находилась в здании, вспомнил и подумал: неужели никто сюда не спускался? Библиотекари, видать, нелюбопытные оказались. Или просто проглядели?

Ничего здесь на первый взгляд не было, но Ефим был уверен: клад есть. Надо лишь поискать. Его охватило возбуждение, предчувствие скорой победы. Он стал обходить помещение, приглядываясь к полкам, пытаясь отыскать ключ, найти код.

Вибрация, тот звук, что привел его сюда, вдруг зазвучала возле полок. Зазвучала отчетливо, нетерпеливо, и Ефим осознал, что раздается звук внутри его головы. Похоже, все время только там и слышался. Наверное, то была интуиция, шестое чувство или что‑то подобное.

Ефим закрыл глаза, вытянул руку, ожидая знака, и ему показалось, что в одном месте звучит громче, яснее и ярче. Направив туда луч, он и не удивился, когда увидел еле заметное отличие: одна дощечка была тоньше других. Ефим поспешно надавил на нее.

Дальше пошло, как в сказке или фильме про поиски кладов. Деревянная полка мягко отъехала вбок, явив взору обалдевшего кладоискателя еще одну дверь (теперь, вне всякого сомнения, потайную, не предназначенную для чужих глаз).

Ефим облизнул губы, взглянул на часы. Надо же, время быстро пролетело! Полночь, даже чуть больше, первый час ночи. Новый день начался.

Да что там день – новая жизнь, богатая и успешная!

За последней дверцей Ефима и ожидало чудо.

Там находилась комната – маленькая, тесная. Возле одной стены стоял стол, на котором лежали бумаги и книги, стояли шкатулка, подсвечник без свечей, еще что‑то, будет время рассмотреть.

На второй стене были начертаны знаки, символы – выпуклые, мудреные, черные и алые. Символы покрывали всю поверхность стены, от пола до потолка. Не лень же кому‑то было все расписывать, подивился Ефим и глянул на третью стену.

Оно, долгожданное сокровище! В стену были утоплены вроде как сейфы, шкафчики – Ефим не мог подобрать другого определения. Прямо в камне были вырезаны углубления, ячейки, закрытые стеклом. А за стеклами поблескивали сосуды.

Бутылки причудливых форм, изящные, разноцветные, были черного стекла, красные, а были и прозрачные. По объему – примерно литровые.

«Коллекция вин, по всему видать», – понял Ефим.

Барин, что здесь жил, ценителем был! Ефим откуда‑то знал, что в винных погребах и температура особая, и еще какие‑то условия хранения. Выпивка в подвале ценная, иначе с чего бы так все обставлять, за столькими дверями прятать?

Ценная – стало быть, дорогущая!

Душа Ефима пела: вот она, награда за труды, вот они, перспективы! Не зря он все затеял! Бутылок десятка два, главное, успеть до утра вынести. И подсвечники, и прочее добро прихватить: это тоже, поди, свою цену имеет, антиквариат или как его там!

Однако надо поближе познакомиться с содержимым «шкафчиков». Ефим поискал дверцы, но их не было. Придется разбить стекло, что он и сделал, примерившись, стараясь действовать аккуратно, чтобы не повредить выбранную бутылку.

Раздался мелодичный звон – и вот уже драгоценный сосуд в руках Ефима. Бутылка была прозрачная (он специально такую предпочел, не черную и не алую, чтобы рассмотреть содержимое). Внутри переливалась субстанция золотисто‑медового цвета: вроде и жидкость – тягучая, как патока, густая, как ликер или сливки, – а вроде и пар, искристый, сверкающий перламутром. Ефим зачарованно смотрел, гадая, каково содержимое бутылки на вкус.

Должно быть, что‑то исключительное, необыкновенное.

«Попробуй! Ты не заслужил один глоточек?» – раздалось внутри головы. Так же, как звучало то призывное гудение, которое привело Ефима в винный погреб.

Колебался он недолго. А в самом деле! Бутылок еще полно, на продажу хватит. Должен же он попробовать, что собирается людям предлагать.

Горлышко бутылки было запечатано. Воском, может, или еще чем.

«Надо разбить, отколоть его», – снова подсказал услужливый голос.

Ефим примерился и ударил, стараясь, чтобы осколки не попали внутрь, а то станешь пить и горло повредишь. Он хотел порадоваться, как все отлично удалось провернуть, как ловко и удачно вышло, но в этот момент стало твориться несусветное.

Бутылка в руках Ефима задрожала, потом сделалась сначала ледяной, как сосулька, затем горячей, как раскаленный утюг. Ефим вскрикнул и не смог удержать ее. Сосуд рыбкой выскользнул из его ладоней и грохнулся на пол. Бутылка разбилась, но огорчиться Ефим не успел, как до этого не успел порадоваться.

Субстанция, находящаяся внутри, из медово‑желтой, янтарной, превратилась в черную, как гудрон, и запах от нее пошел вовсе не винный, дурманящий и приятный, а тяжелый, смолянистый, ни на что не похожий.

Жидкость не просто лужицей растеклась по полу – это бы еще ничего. Она вела себя, словно живая! Вытаращив глаза, Ефим смотрел, как она вытягивается в подобие змеи или широкой ленты, ползет к нему.

«Это что же, джинн в бутылке сидел? – глупо подумал Ефим. – Как в лампе Алладина. И я, значит, желание могу загадать?»

«Ты не так уж неправ, – неожиданно ответил ему все тот же, неизвестно откуда взявшийся в голове чужой голос. – Проклятый экзорцист, мерзкий тип, живший здесь, нашел способ запирать таких, как я. Запечатывать в сосуд, словно в тюрьму, в клетку. Мне пришлось долго ждать! Никто не слышал мой зов, не откликался, лишь ты, спустя столько лет и десятилетий. Но, прости, желания твои исполнять не собираюсь. Без того найду, чем заняться».

«Надо бежать отсюда! Вовсе это не вино!» – запоздало понял Ефим, и это была, пожалуй, последняя четкая, принадлежащая ему мысль.

Черная змея шустро подобралась к ногам Ефима, забралась, заскользила вверх. Вот она уже в районе живота, груди, вот течет к горлу… Дышать стало невозможно, и Ефим хотел вскинуть руки, сбросить змею с себя, но понял, что не может пошевелиться. Жгуче‑холодное вещество или, правильнее сказать, существо, обитавшее в сосуде, как‑то даже ласково скользнуло по его лицу, погладило по векам, носу, коснулось ушных раковин и губ. А после Ефим с сонной отстраненностью понял, что черная жидкость заливается ему в нос, уши, глаза, в открытый в немом крике рот.

«Что это, что?» – металось внутри него, постепенно затихая.