Волчий остров

Пейзаж был мистический, ирреальный.

Окно выходило во двор. Справа и слева высились дома, похожие на его дом, как братья‑близнецы: многоквартирные, многоподъездные, с той лишь разницей, что в доме Антона на первом этаже располагался супермаркет.

Чуть дальше впереди был пустырь, на котором началось строительство: стали стягивать технику, подвозить материалы. Будет еще один точно такой же дом. Вдалеке синел лес, и Антон спрашивал себя, вырубят ли его, чтобы понастроить еще домов, или оставят в покое.

Обычно двор и дома не представляли собой ничего особенного: ряды окошек, козырьки подъездов, автомобили и люди внизу, детская площадка, оборудованная со спартанским минимализмом. Но сейчас…

Нет, дома, машины и окна все те же, но остальное выглядело неузнаваемо. Зря Антон боялся, что его разбудит солнечный свет. Солнца не было вообще, хотя вчера синоптики обещали ясные, безоблачные, теплые выходные. Антон даже собирался прогуляться по центру города, заглянуть в парк, выпить кофе, сидя на лавочке, погреться в лучах весеннего солнца.

Тучи затянули небо плотной пеленой, не оставляя просветов. В серой глубине облаков сверкнуло, а после заворчало, загудело, и Антон подумал: не молния ли это, не гром ли грохочет? Но гроза в марте в их широтах была бы явлением уникальным.

Да и бог с ней, с грозой! С темного тяжелого неба сыпались хлопья странного вида, похожие на крупные снежинки, но снежинками не являющиеся. Они лениво кружились в воздухе, напоминая пепел, – вот потому Антону и пришел на ум жуткий город Сайлент Хилл, в недрах которого тлел бесконечный, негасимый пожар.

Что происходит?

Антон потянулся к оконной ручке, хотел открыть окошко, но вовремя одумался: это может быть опасно! Кто знает, вдруг где‑то что‑то горит, например промышленный объект, и пепел, что сыплется сверху (если это пепел), ядовитый. Попадет на кожу – вызовет ожог.

Да, наверное, авария… Или ядерная война?

Но такого быть не может!

Хватит гадать, нужно посмотреть новости. Если в городе разразилась катастрофа, об этом должны сообщить. Телевизор Антон, как и многие люди его поколения, не смотрел, за новостями привычно полез в интернет.

Нет сети. Со смартфона невозможно ни выйти в интернет, ни позвонить.

– Бред, – вслух сказал Антон и снова выглянул в окно, оставив бесполезный телефон на столе.

Вытянул шею, пытаясь рассмотреть подробности. Сложилось ощущение, что все окна закрыты шторами, всюду опущены жалюзи. Двор был пуст, ни одного человека. В одиннадцать утра? В субботу?

Куда все подевались?

Неожиданно Антон вспомнил кричавшую женщину. Что с ней случилось? Может, она как раз‑таки и вышла во двор, и та субстанция, что падала с неба, причинила ей вред?

Сколько вопросов, ни одного ответа.

«Снежинки» оседали на крышах автомобилей, на асфальте, лавочках и горках на детской площадке. Выкрашенные разноцветными красками, сейчас качели и скамейки становились серыми, как и все вокруг.

На одной из машин Антон увидел большую белую кляксу, которую еще не засыпало. Приглядевшись внимательнее, он отшатнулся от окна и хрипло вскрикнул.

Никакая это не клякса. Человек. Женщина в белом платье или ночной рубашке, раскинув, нелепо вывернув руки и ноги, лежала на крыше автомобиля. И предсмертный крик, и глухой удар, услышанный Антоном, и изломанная поза, и неподвижность – все говорило о том, что женщина мертва.

Но никого не было рядом, не собралась вокруг гудящая толпа, не голосили убитые горем родственники, не выли сирены скорой и полиции. Весь дом и двор тоже будто вымер!

Вдруг это правда? Антон почувствовал, как к горлу подступает тошнота. А если наступил апокалипсис, конец света, разразилась глобальная катастрофа, которую Антон умудрился проспать, и теперь он, скромный двадцатипятилетний продавец холодильников и стиральных машин, – единственный выживший?!

За спиной зашипело, и Антон, не удержавшись, заорал в голос.

Это оказалась всего лишь вода, перелившаяся через край турки. Антон поспешно убрал джезву, вылил воду в раковину, выключил плиту. Не до кофе сейчас.

Что делать? Связи нет, спросить не у кого.

Оставался один путь: выйти из квартиры, попробовать обойти соседей. Антон не верил, что остался один. Ну невозможно же такое, верно?

Дверь открывал тихо, осторожно, боясь привлечь чье‑то недоброе внимание. На лестнице было тихо. Лифт замер между этажами, повиснув в пространстве наподобие летучей мыши.

Антон позвонил в одну квартиру, ему не ответили, он подошел к другой двери, нажал кнопку звонка. Снова ничего. Спустя несколько минут, обзвонив еще несколько квартир на своем и соседнем этажах, вынужден был признаться себе, что ему никто не откроет.

Он в точности не знал, в каких квартирах есть жильцы, а какие еще не заселены: люди жили обособленно – рядом, но будто бы на разных планетах, никто не знал друг друга ни в лицо, ни по имени. Но все же, будь внутри люди, наверное, хоть кто‑то да открыл бы.

Или все боятся, знают откуда‑то, что выходить нельзя?

Антон подумал, что внизу, на доске объявлений, могли повесить оповещение для жителей дома. Маловероятно, но возможно. Все прочли рано утром, передали по цепочке один другому, и только он, Антон, все проспал.

Наверное, верить в это было глупо, но он не знал, что предпринять, а бездействовать больше не мог, поэтому стал спускаться. Лифтом воспользоваться не решился: если он и работает, это может быть опасно. Вдруг отключат электричество, застрянешь в консервной банке между этажами.

Пока шел вниз, на всякий случай звонил‑стучал в двери квартир.

Никто не открыл.

Никакого объявления на доске не было, как и следовало ожидать.

Паника подкатила горьким огненным комом, и Антон не рассуждая бросился к дверям. Инстинкт зверя, попавшего в клетку, вскипел в крови, заставляя искать выход. Но его ждал еще один жуткий сюрприз. Дверь была заперта. Антон тряс ее, колотил кулаками, наваливался плечом – бесполезно. Дверь не поддавалась.

Спустя час Антон сидел в квартире, закрывшись на оба замка. От чего отгораживался – сам не знал, но запертая дверь создавала иллюзию безопасности.

Итак, что мы имеем. Он замурован в доме, в соседних квартирах пусто, на улице – черт‑те что, связи нет. Как поступить, Антон не знал, никаких идей не было. Он впал в оцепенение: сидел и смотрел в одну точку, пока не услышал снаружи шум.

Подлетев к окну, выглянул во двор. Был уверен, что его уже ничем не удивить, но ошибся. Окружающий пейзаж вновь изменился. Вернее сказать, ожил.