Всадники

Конечно, редактор пару раз позвонил и поорал и больше не звонил, а издатель привлек пиар‑ресурсы, чтобы вбросить точку зрения, что «не все так однозначно». Желтухин тоже выдавил в комментарии газетчику невнятные оправдания, что «неужели вы думаете, что я три оригинальных романа написал, а рассказ украл, я вообще это письмо не получал» и «великие мыслят одинаково». Одни преданные фанаты в сети строили версии, оправдывающие писателя, а другие отвернулись от него.

На пару дней показалось, что пронесло.

А потом в игру включилась давно забытая Оля, теперь уже редактор большого издательства, и задействовала все свои связи, распустила все свои слухи, и изобразила себя жертвой ”me too”. И вот это уже был точно конец, кто захочет печатать плагиатора, а тем более человека, про которого пишут колонки «Газлайтинг и абьюз писателя Желтухина»?

Скандал в конце концов утих, вот только теперь путь в большую литературу и разнообразные списки для него был закрыт. Он и сам не мог ничего писать, и никому не было интересно, а что он там пишет.

Пару ничем не запомнившихся лет он снова работал копирайтером, в третьесортном агентстве, в первосортное его не взяли из‑за подпорченной репутации. И почти каждый день думал о том, что все пошло не так с момента встречи с Лили. Именно после похода в бордель муза ушла навсегда, словно бы то ли проститутка, то ли демоница высосала из него всю творческую энергию. Нередко ему снились кошмары, как он яростно пишет, а потом написанный текст, лежащий перед ним, сгорает дотла или буквы с листа начинают убегать и спрыгивать с края стола, оставляя страничку девственно белой. Нередко после этого появлялось лысое существо с тонкой полупрозрачной кожей и парой перепончатых крыльев и оставляло след от слюнявого раздвоенного языка на его щеке.

На третий год он почувствовал мимолетное касание музы и обнаружил, что снова может что‑то писать. Не так, как раньше, вяло, дай бог по сто слов в день, и те приходилось нередко стирать из‑за ужасного качества текста. Но он писал, что‑то писал, сам: сочинял персонажей и сюжетные линии, иногда рождал небанальные описания.

Так началась работа над «Мглой над Воронежем». Никаких больше Станиславских. Никаких демонов. Он напишет это сам. Только он, текстовый редактор, еженедельные занятия луком и мучительная писательская работа. Абзац за абзацем.

 

* * *

 

За окном валил январский снег.

А его «Мглу» клали на полку с уцененными товарами.

За пять лет сменились издатели, писатели, критики, читатели. Никто особо не помнил про скандал с плагиатом, но и его, Эдуарда Желтухина, автора «Бурых стен», «После смерти» и «Мамая», уже особо никто не помнил. Да, кто‑то из старичков написал про «неожиданный камбэк», книгу кто‑то покупал, дали какую‑никакую премию. Но это не то, чего он жаждал после пяти лет забвения и трех лет изнуряющего труда. Все тщетно.

Эдуард поморщился от головной боли и плюхнулся на диван.

На столике перед ним лежал пульт от телевизора, он с трудом дотянулся и щелкнул красной кнопкой.

– К другим новостям. В Москве за сутки выявили более ста новых случаев заболевания коронавирусной инфекцией. А всего в России за сутки зарегистрировали более тысячи новых заболевших. Пока об ограничительных мерах, подобных введенным в Китае, речи не идет, Минздрав рекомендует принимать профилактические меры: пить укрепляющие иммунитет витамины, по возможности меньше контактировать с другими людьми и пользоваться общественным транспортом, а также при первых симптомах заболевания звонить на горячую линию, номер которой вы видите на экране.

Он выключил новости и прикрыл глаза. Слишком болела голова.

Вечером того же дня Эдуард Желтухин, прежде чем начать спускаться по лестнице из снимаемой квартиры и отправиться за фо‑бо, остановился на лестничной площадке и стал шарить по карманам ключи, как вдруг он заметил, что в дальнем, темном углу коридора показалась огромная крыса с мокрой шерсткой, двигавшаяся как‑то боком. Грызун остановился, словно стараясь удержаться в равновесии, потом двинулся к писателю, снова остановился, перевернулся вокруг собственной оси и, слабо пискнув, упал на пол, причем из его мордочки брызнула кровь. С минуту Желтухин рассматривал его, а потом нащупал ключи и закрыл дверь. Надо сказать о случившемся консьержу.

На улице темнело, завывало, бросало в лицо крупьями снега.

Дрожа в слабо греющем пальто, Эдуард преодолевал сугробы и мигрень и упорно двигался к спасительной лапшичной. Вокруг брели чихающие и кашляющие москвичи.

Пять лет и уцененные товары. Порнопересказ «Красавицы и чудовища» и тираж пятнадцать тысяч, главные полки в книжных. Казалось, это закат его карьеры.

Но он теперь знал, что он сделает.

Он не хотел снова прибегать к этой магии, но его заставили.

Он напишет про чуму.

Он сам станет чумой.

 

8. Чума

 

В конце зимы писатель Эдуард Желтухин вышел из станции метро «Охотный ряд» и медленно побрел вверх по Тверской. Улица была неуютная, пустая, какая‑то потускневшая, с закрытыми дверями и пустыми помещениями бывших элитных бутиков. Он плохо различал запахи, почти не чувствовал вкусы, и дышалось ему очень тяжело, несмотря на пронизывающий февральский ветер. Пройдя пару сотен метров, он остановился и посмотрел направо. Там, из нетипично слабоосвещенного Камергерского переулка, на него смотрели два каменных истукана.

Эдуард ухмыльнулся, подошел к постаменту и издевательски поклонился, скорчившись от тяжести в груди. У ноги взгромоздившегося на каменный блок Станиславского лежал сморщившийся от холода букет цветов болезненно‑желтого цвета.

– Спасибо за теорию. И за практику. Даже ты, наверное, так далеко не заходил в своем методе, – прошептал Желтухин памятнику.

Заразиться в начале пандемии оказалось не так просто. В новостях говорили о растущем в геометрической прогрессии числе заболевших, в «Телеграме» обсуждали возможный скорый карантин, но найти заразившихся и заразиться самому было еще нелегкой задачей. Желтухин целыми днями шатался по городу, вставал в вагонах метро около сопливящих и кашляющих людей, посещал массовые мероприятия и совершал по несколько поездок в день на такси.

В интернете обсуждали, что никакого ковида нет, что это постановка для создания цифрового концлагеря, и Эдуард уже сам было начал в это верить, пока, наконец, после очередной поездки на такси ковид не пришел. Желтухин сидел за столом и завтракал, когда понял, что чувствует только структуру хлеба с сыром, но не их запах и вкус. Быстро понюхав шампунь и початую бутылку водки, он обнаружил, что и запахи почти оставили его. Началось! На следующий день стало тяжелее дышать.