Законный брак
– Госпожа Дерт, – сдержанно поприветствовал меня дворецкий полковника.
Джером и сам был похож на отставного военного: высокий, крупный, с густыми седыми бакенбардами и коротко стрижеными волосами, он выглядел настоящим воякой и даже передвигался так, будто маршировал по плацу. При общении с дворецким мне все время казалось, что еще немного, и Джером щелкнет каблуками и возьмет под козырек.
– Добрый день, господин Джером, – поздоровалась я, входя в дом и отдавая дворецкому ридикюль.
В длинном узком холле было привычно тихо, и только из‑за дверей гостиной долетали еле слышные звуки рояля. Видимо, Бертиль решила подготовиться к моему приходу.
– Господин полковник дома? – спросила я, пытаясь привыкнуть к полумраку особняка. После дневного света контраст был разительным.
– Да, госпожа, – ответил дворецкий. – Хозяин сейчас в кабинете.
Несмотря на то, что я была всего лишь приходящей учительницей, в доме полковника ко мне относились с должным уважением. Надо сказать, в этом была заслуга самого Рента. Он всегда вел себя со мной так, будто я даю уроки музыки не за деньги, а по доброте душевной, и слуги это видели.
– Проводить вас к господину? – уточнил Джером, и я в который раз подивилась его проницательности.
Не знаю как, но дворецкий полковника умудрялся знать все и обо всех. И при этом из него невозможно было и слова лишнего вытянуть. Не удивлюсь, если Джером раньше служил в разведке. Интересно, как много он понял про мои намерения?
– Нет, я к Бертиль, – отрицательно качнула головой, стараясь не углубляться в ненужные размышления.
Что мне до мнения дворецкого? Джером может считать меня кем угодно, это совершенно неважно.
– Как скажете, госпожа Дерт, – бесстрастно произнес Джером.
По его лицу невозможно было понять, что он думает на самом деле.
Я сняла шляпку, поправила волосы и пошла в гостиную. Тонкий ковер на полу приглушал мои шаги, не позволяя нарушить тишину старого дома. Джером чеканил шаг чуть впереди. Он дошел до гостиной и взялся за вычурную бронзовую ручку. Высокие дубовые двери бесшумно открылись и так же бесшумно закрылись за моей спиной, и я попала в большую, заставленную тяжелой старомодной мебелью, гостиную. Обстановка комнаты была дорогой, но немного мрачной – громоздкие, обитые коричневым бархатом диваны и кресла, покрытые блестящим лаком горки, темно‑синие с витиеватыми золотистыми узорами обои и большой концертный рояль. На придвинутой к нему скамье сидела бледная худенькая девочка и сосредоточенно играла «Кариэту» Кейне.
В воздухе стоял едва уловимый аромат засохших роз и восковой мастики.
Стоило мне войти, как звуки вальса оборвались, и моя ученица подняла голову и уставилась на меня своими странными, совсем не детскими глазами. Привычно стало не по себе под этим отрешенным, словно невидящим взглядом, но я так же привычно взяла себя в руки.
– Здравствуй, Бертиль, – улыбнулась девочке.
– Добрый день, госпожа Дерт, – после небольшой паузы тихо поздоровалась та, и ее лежащие на клавишах руки беспокойно дернулись.
Бертиль смотрела на меня пристально, не мигая, словно гипнотизируя. Бледные губы девочки чуть приоткрылись, и мне показалось, что она что‑то шепчет.
– Ты подготовилась к уроку?
Я постаралась не обращать внимания на все эти странности.
– Да, госпожа Дерт, – кивнула Бертиль и уткнулась в ноты, но тут же вскинула взгляд на вошедшего в комнату отца.
– Госпожа Кэролайн, вы уже пришли? – спросил полковник.
Он, прихрамывая и опираясь на трость, подошел ко мне и, вместо того, чтобы просто поклониться, взял мою руку и поднес ее к губам.
Сердце радостно подпрыгнуло. Боже! Выходит, вчерашнее внушение все же подействовало?
– Счастлив видеть вас в добром здравии, – голос Рента прозвучал непривычно взволнованно.
Да и сам полковник выглядел не так, как обычно. Сегодня на нем был новый костюм из далесской шерсти, белоснежная сорочка и красивый шелковый галстук, повязанный каким‑то мудреным узлом. На смуглой щеке Рента я заметила свежий порез. Похоже, незадолго до моего прихода полковник брился.
– Вы не против моего присутствия на уроке? – с неохотой отпуская мою ладонь, спросил он.
– Разумеется, нет, – улыбнулась в ответ, добавив капельку внушения. Совсем немного, почти на грани обычной симпатии. – Мы с Бертиль будем только рады, правда, Бертиль? – посмотрела на девочку.
Та снова молча кивнула и перевернула страницу нотной тетради.
За тот год, что мы занимались, я так и не смогла заставить ученицу раскрыться. Дочь полковника росла замкнутым ребенком, почти ни с кем не общалась, и только музыка позволяла немного вытащить на свет то, что пряталось за насупленными светлыми бровями и угрюмой молчаливостью.
– С чего хочешь начать? С Кейне или со Струмана?
Я подошла к роялю и встала рядом с ученицей, разглядывая ее идеально ровный пробор и тонкие светлые косы, в которые были вплетены темные шелковые ленты. Взгляд опустился ниже, на унылое серое платье и черные чулки, и я вздохнула. Странный выбор одежды для маленькой девочки.
В душу прокралась жалость. И, как это часто бывало и раньше, захотелось обнять не в меру серьезную девчушку, защекотать ее, заставить рассмеяться. Все, что угодно, только бы не видеть этой невыносимо печальной мины. Дети не должны быть такими тихими. Это противоестественно.
– Бертиль? – переспросила у задумавшейся ученицы.
Та разгладила ладонями сгиб нотного сборника, а потом перевернула несколько страниц и остановила пальчик на «Эшерской рапсодии».
– Хорошо, значит, Струман, – согласилась я.
Попробовала бы не согласиться! При всей своей молчаливости, Бертиль была на редкость упрямой и своенравной. Нет, она не кричала и не устраивала истерик, но совершенно не терпела, когда ее пытались к чему‑то принудить, и мне приходилось с этим считаться. Как и со многими другими странностями.
Полковник тяжело опустился в кресло и достал трубку. Покрутив ее в руках и покосившись на дочь, отложил на стол. А потом чуть подался вперед и замер, уставившись на крышку рояля.
Не знаю, что за мысли бродили в его голове, но мне стало немного не по себе при виде его крупной фигуры. Наверное, я впервые заметила, какие большие у него руки.
Рент напоминал Аук‑дан – мрачную, похожую на спящего великана гору в окрестностях Уэстена. Его лицо с высоким лбом и тяжелой квадратной челюстью трудно было назвать красивым, но было в нем что‑то, что привлекало внимание и одновременно настораживало. И я впервые задумалась о том, что будет, если мы с полковником поженимся. Сумею ли я с ним ужиться? Вряд ли он потерпит, чтобы жена попыталась проявить свою волю. И что тогда делать? Я ведь не отличаюсь кротким нравом, который так ценят уэстенцы в женщинах. Нет, какое‑то время я, конечно, смогу притворяться, но надолго ли меня хватит?
«Прекрати выискивать отговорки!» – одернула себя и присела на стул рядом с Бертиль.