Железное пламя
– Я же говорил вам, что виконт ничего так просто не отдаст, – ответил Ксейден. – Этот человек собирает вещи. А не торгует ими.
– Ну, теперь‑то он уж точно не будет с нами торговать, – парировала Боевая Секира, сузив глаза. – Особенно если вы не рассмотрите его последнее предложение.
– Да пошел он на хер со своими предложениями. – Голос Ксейдена прозвучал спокойно, но взгляд его стал острым, словно клинок, так что любой бы понял: с ним лучше не спорить. Вдобавок, чтобы показать, что собравшиеся здесь не стоят и минуты его времени, он обошел массивное кресло и медленно уселся, вытянув длинные ноги и расслабленно положив руки на подлокотники. Как будто ему не было никакого дела до происходящего – как здесь, так и в целом мире.
Тишина, воцарившаяся в комнате, была весьма показательна. Похоже, Ксейдена уважали в Ассамблее не меньше чем в Басгиате. Здесь я не знала никого, кроме Бреннана, однако готова была поспорить, учитывая наступившее молчание, что Ксейден – самое влиятельное лицо в этом зале.
«Это только пока, – напомнил мне Тэйрн с таким высокомерием, которое появляется лишь тогда, когда ты добрую сотню лет считаешься самым грозным боевым драконом на Континенте. – Прикажи людям проводить тебя в долину, как только закончишь с политикой».
– Нужно решение получше. Если мы не сумеем на ближайший год снабдить стаи оружием, пригодным для борьбы с вэйнителями, то мы больше не сможем сдерживать их наступление, – заметил Серебряная Борода. – И все, что мы сделали, окажется напрасным.
Мой желудок болезненно сжался. Год? Мы так скоро проиграем в войне, о которой я узнала всего несколько дней назад?
– И как я уже сказал, я работаю над дипломатическим решением вопроса о светоче. – Тон Бреннана стал более резким. – И мы настолько далеко отошли от темы, что я уже сомневаюсь, что явился на нужную встречу.
– Голосую за то, чтобы забрать светоч Басгиата, – предложила Боевая Секира. – Если наше поражение так близко, то выбора нет.
Ксейден бросил на Бреннана быстрый взгляд, смысл которого я не сумела с ходу расшифровать… И глубоко вздохнула, когда до меня наконец дошло: возможно, Ксейден знает моего брата гораздо лучше, чем я сама.
И он скрывал его. Скрывал от меня. Из всех секретов между нами этот самый болезненный, и это просто так простить невозможно.
«И что бы ты делала с этим знанием, если бы Ксейден им поделился?» – тут же спросил Тэйрн.
«Хватит привносить логику в спор чистых эмоций!» – ответила я, сложив руки на груди. Именно сердце не позволяет мне простить Ксейдена.
– Мы это уже обсуждали, – сказал Бреннан таким тоном, будто ставил точку. – Если мы заберем у Басгиата сердце кузни, Наварра не сможет восполнять запасы на аванпостах. Если чары падут, умрет бесчисленное количество мирных людей. Кто‑то из вас готов нести за это ответственность?
И вновь воцарилось молчание.
– Тогда мы пришли к единому мнению, – подытожил Ястребиный Нос. – Пока у нас нет возможности снабдить стаи, кадетам придется вернуться.
Ох.
– Они говорят о нас, – прошептала я. Вот почему мы стояли, не показываясь им на глаза.
Боди кивнул.
– Ты необычайно молчалива, Сури, – заметил Бреннан, глядя на широкоплечую брюнетку с оливковой кожей и серебристой прядью в волосах. Кончик ее носа подергивался, словно у лисы.
– Предлагаю отправить всех, кроме двоих. – От беззаботного тона Сури у меня по позвоночнику пробежал холодок. Брюнетка тем временем принялась постукивать длинными костлявыми пальцами по столу, и кольцо с огромным изумрудом засверкало в солнечном свете. – Шесть кадетов могут лгать так же хорошо, как и восемь.
Восемь.
Ксейден, Гаррик, Боди, Имоджен, трое меченых, чьи имена я не успела узнать, и… я.
К горлу подкатила тошнота. Военные игры. Мы должны были завершить последнее состязание года в квадранте всадников Басгиата, а вместо этого вступили в смертельную схватку с существами, которых еще на прошлой неделе я считала вымышленными. А теперь мы… что ж, теперь мы здесь, в городе, который вроде как не существует.
Но не все мы добрались сюда.
Горло перехватило, и я моргнула, потому что глаза вдруг стало жечь. Солейл и Лиам не выжили.
Лиам. Светлые волосы и глаза небесно‑голубого цвета тут же пришли мне на память, и в груди разлилась тоскливая боль. Его веселый смех. Его мимолетная улыбка. Его преданность и доброта. Все это исчезло. Лиама больше нет.
Всё потому, что он обещал Ксейдену защищать меня.
– Вернуться не должен никто, Сури. – Серебряная Борода откинулся в кресле и стал покачиваться на двух ножках, изучая карту за спиной у Ксейдена.
– Что ты предлагаешь, Феликс? – спросила Сури. – Быстренько основать собственную военную академию и проводить с ними все свое свободное время? Большинство из них не закончили обучение. И не принесут нам никакой пользы.
– Вы так говорите, будто кто‑то тут вправе решать, возвращаться нам или нет, – перебил Ксейден, привлекая всеобщее внимание. – Мы примем во внимание совет Ассамблеи, но… для нас это будет не более чем совет.
– Мы не можем позволить тебе рисковать жизнью… – резко заговорила Сури.
– Моя жизнь равна жизни любого из них. – Ксейден указал на нас.
Глаза Бреннана встретились с моими и расширились от удивления.
Все пятеро всадников повернулись в нашу сторону, и я с трудом поборола желание отступить, потому что все они сердито прищурились, увидев меня.
Кого эти люди видят перед собой? Дочь Лилит? Или сестру Бреннана? Я вздернула подбородок. Я и то и другое… и в то же время не только это.
– Нет, не любого, – сказала Сури, глядя прямо на меня. Ух. – Как ты мог позволить ей стоять там и подслушивать обсуждение Ассамблеи?
– Если вы не хотели, чтобы она слушала, стоило закрыть дверь, – ответил Боди, шагнув в комнату.
– Ей нельзя доверять! – Щеки Сури покраснели от злости, но в ее глазах я видела страх.
– Ксейден уже взял ответственность за нее. – Имоджен встала ближе ко мне. – Каким бы жестоким ни был этот обычай.
Мой взгляд метнулся к Ксейдену. Проклятье, о чем она вообще говорит?
– Я все еще не понимаю, к какому решению мы пришли в итоге, – проговорил Ястребиный Нос.
– Решение очень простое. Она стоит дюжины таких, как я, – сказал Ксейден, и его глаза полыхнули так, что дыхание замерло у меня в груди. Я бы даже могла подумать, что он говорит искренне… если бы не знала его лучше. – И я говорю не о ее печати. Я в любом случае рассказал бы ей обо всем, что здесь говорилось, так что ни к чему беспокоиться об открытой двери.