Железное пламя

Тот, который мы разнесли в дрова, когда наконец добрались друг до друга.

– Проверим? – Ксейден окинул взглядом шкаф. – Могу поспорить, мы легко с ним справимся, как только ты полностью выздоровеешь.

– В Басгиате невозможно полностью выздороветь.

– И то верно. Только скажи, Вайолет. – Казалось, от его взгляда у меня начнется жар. – Всего три слова.

Три слова?

Да не дождется! Чтобы я сказала, что хочу его! У него и так слишком много надо мной власти.

– «Могли бы» и «нужно» – разные вещи, – наконец проговорила я. С Ксейденом моя сила воли всегда летит к Малеку. Одно прикосновение, и я кинусь ему в объятия, соглашусь на любую крупицу правды, какую он соизволит мне предоставить, вместо всей правды целиком, которую я заслуживаю… нет, которая мне необходима! – А нам точно это не нужно.

– Тогда расскажи, как прошла неделя. – Он ловко сменил тему.

– Я не смогла отсмотреть их всех. На парапете. Я пыталась и не смогла.

Ксейден нахмурился:

– Ты была в башне?

– Да. – Я подвинула больные колени вбок. – Я обещала Лиаму, что помогу Слоун, а чем бы я ей помогла со двора? А она, блин, меня ненавидит! – Я горько хохотнула.

– Тебя невозможно ненавидеть. – Он встал и подошел к своему рюкзаку, лежавшему у стены. – Поверь мне, я пытался.

– Это ты поверь мне: у нее отлично получается. Она хотела вызвать меня на бой. – Я откинулась на спинку кровати. – Она винит меня в смерти брата. Не то чтобы безосновательно…

– Ты не виновата в том, что Лиам погиб, – оборвал меня Ксейден. Я видела, как он весь напрягся. – Я виноват. Если Слоун нужно кого‑то ненавидеть, пусть ненавидит меня! – Он стукнул себя в грудь и поставил рюкзак на стол.

– Ты не виноват.

Не первый раз мы ведем этот спор и, что‑то мне говорит, не последний. Пожалуй, вина так велика, что ее хватит на двоих.

– Виноват. – Он принялся копаться в рюкзаке.

– Ксейден…

– Сколько кандидатов погибло в этом году? – Он вытащил сложенный лист и закрыл рюкзак.

– Слишком много.

Даже сейчас мне слышатся их крики.

– Всегда слишком много. – Ксейден снова сел на кровать – на этот раз ближе, так, что мои колени коснулись его бедра. – И это хорошо, что ты не можешь спокойно смотреть, как они гибнут. Это значит, ты – все еще ты.

– А не превратилась в кого‑то другого? – Его лицо было непроницаемо. После разговора о Лиаме он отстранился, и чувствовать это оказалось очень больно. – Потому что мне кажется, что я становлюсь другой. Я даже не хочу знать первокурсников. Не хочу знать их имена. Я не хочу страдать, когда они гибнут. Кто я после этого?

– Второкурсница. – Ксейден сказал это совершенно спокойно, точно так же, как в том году сказал, что не может спасти всех меченых, только тех, кто сам готов бороться.

Иногда я забываю, каким жестоким он может быть.

Каким жестоким он может быть ради меня.

– Я и раньше видела, как люди гибнут. В прошлом году смерть окружала меня.

– Это не то же самое. Видеть, как гибнут твои друзья, такие же, как ты, – на Полосе, на Молотьбе, на вызовах и даже в бою – это одно. Мы все здесь на волоске от смерти, и это готовит нас к тому, что ждет потом. Но когда гибнут младшие… – Он покачал головой и склонился ко мне.

Я вцепилась в расческу, чтобы машинально не потянуться ему навстречу.

– В первый год многие из нас лишаются жизни, – мягко проговорил Ксейден и заправил прядь волос мне за ухо. – Во второй – те, кто выжил, лишаются человечности. Так и должно быть – иначе мы не станем эффективными воинами. Не забывай, что выковать из нас оружие – цель Басгиата.

– Сделать бесчувственными к смерти?

Он кивнул.

В дверь постучали. Я вздрогнула, а Ксейден нет. Он со вздохом встал и пошел открывать.

– Уже? – спросил он, возможно, специально стоя так, что мне было не видно, кто там.

– Уже. – Я узнала голос Боди.

– Дай мне минуту.

Не дожидаясь ответа, Ксейден закрыл дверь. Я спустила ноги с кровати.

– Я пойду с тобой.

– Нет. – Он присел передо мной, держа в руке листок, который достал из рюкзака. – Сон – лучшее лекарство. Лучше только Нолон, но, насколько я знаю, ему сейчас не до того.

– Тебе тоже надо спать, – заспорила я. У меня перехватило дыхание. У нас было всего несколько часов, я не готова вот так его отпустить. – Ты же полдня сюда летел.

– Мне надо много чего успеть до утра.

– Дай я помогу!

Блин, теперь я его умоляю.

– Потом, не сейчас. – Ксейден протянул руку, как будто хотел коснуться моей щеки, но не коснулся. – Но я прошу тебя быть очень внимательной, когда через неделю ты полетишь ко мне. А пока… вот. – Он сунул мне в руку сложенный лист.

– Что это? – спросила я, разглядывая лист.

– Ты как‑то сказала, что я боюсь совсем тебе не понравиться, если ты меня по‑настоящему узнаешь.

– Я помню.

– Но каждый раз, когда мы оказываемся вместе, мы то тренируемся, то сражаемся. У нас нет времени для прогулок у реки и всякого такого, что могло бы сойти здесь за романтику. – Ксейден нежно сжал мою руку, и я почувствовала все мозоли, которые он натер, упражняясь с оружием. – Но я обещал тебе, что найду способ, чтобы ты узнала меня. Это он, и другого пока нет.

Я посмотрела ему в глаза, и сердце чуть не выпрыгнуло из груди.

– До встречи в Сэмарре. – Он встал, подхватил рюкзак, забрал два своих меча, стоявших у стены.

У двери он обернулся и посмотрел мне в глаза.

– Третий этаж, южное крыло, вторая дверь справа. Чары тебя пропустят.

Его комната в гарнизоне.

– Дай угадаю: звукоизоляция и надежные чары, которые пропускают только меня, тебя и того, кого ты захочешь привести?