Живин день

Зима в этот год выдалась долгая и лютая, ревели вьюги и трещали морозы. Тусклый, помутневший диск солнца почти не рассеивал тьму. Чтобы выйти из дома приходилось укутываться по самые глаза, иначе невозможно было дышать. Даже весна, семнадцатая весна её жизни выдалась холодная, и запасы на зиму подходили к концу. Как‑то вечером бабка долго смотрела на заходившее солнце и вдруг ни с того, ни с сего заявила, что завтра будет «тот самый день».

«Какой день?» – спросила её Нерада, но ответа не получила. Впрочем, бабка часто изрекала что‑то такое необычное и потом замолкала. «Тот самый день» мог быть и днём солнечного затмения и днём рождения новой луны, поэтому Нерада пропустила её слова мимо ушей, не особо озаботившись.

Утром «тот самый день» начался как обычно, не по‑весеннему хмурый и пасмурный. Бабка натопила баню и про вчерашние слова не вспоминала. Нераде было велено накормить кур, подоить козу и натаскать воды из речки. Масленицу уже проводили, но в лесу ещё было сыро и промозгло, местами лежал снег. С деревьев капало, и в холодном воздухе клубился туман. Лохматые тучи важно плыли по небу, встряхиваясь колким крупитчатым снегом.

От избушки к реке шёл обрывистый, каменистый спуск. Нерада схватила ведра и, перепрыгивая замшелые валуны, словно козочка спустилась к воде. С берега в реку полого выступала гранитная плита, заросшая камышами, на которой Нерада обычно стирала одежду или черпала воду.

Но вдруг резкое карканье ворона нарушило привычную гармонию лесных звуков. Девушка внезапно остановилась как вкопанная, будто от окрика. Она сперва даже не сразу осознала, что изменилось в этой знакомой с детства картине. На каменной плите, лицом вниз, ногами в воде, лежал человек.

Некоторое время девушка стояла неподвижно, испуганная неожиданностью увиденного. Человек лежал, не двигаясь и было непонятно – живой ли он. Девушка пересилила страх, поставила вёдра на землю и осторожно приблизилась к лежащему.

– Эй! – робко окликнула она его, смущённая нелепостью заданного вопроса, – Ты живой?

Человек ничего не ответил и не шевельнулся. Нерада, расхрабрившись, подошла поближе, присела рядом на корточки, рассматривая незнакомца. Одежда его была мокрая и местами порванная, мокрыми были и светлые пряди волос, свисавшие с макушки обритой по бокам головы. Видимо, он выбрался из воды. В боку застряла короткая чёрная стрела и из раны нехотя ещё сочилась кровь, капли её стекали в воду, расплываясь мутными струйками.

Собравшись с духом Нерада осторожно взяла незнакомца за плечи и попробовала перевернуть на спину – это оказалось вовсе не так то легко. Раненый тяжело повис на руках у девушки. Совсем ещё молодой – годов двадцать или чуть более. Сердце Нерады учащённо забилось. Она никогда ещё не видела мужчин так близко, никогда не прикасалась к ним. Они с бабкой жили отшельницами.

Парней из деревни Нерада сторонилась, да они и не представляли для неё никакого интереса. А этот… Этот чем‑то отличался. Чем отличался Нерада не могла бы так сразу ответить, но такие ей точно ещё никогда не встречались. Белая прядь волос, беспомощно упавшая на высокий лоб, раскинутые безвольно сильные руки. Нераду обожгло нестерпимой жалостью, нежеланием мириться с несправедливостью погибели этой силы и молодости.

– Помоги… – вдруг, почти беззвучно прошептали посиневшие губы. Веки дрогнули, но глаза так и не открылись. Рука юноши протянулась к ней и бессильно упала.

Нерада быстро скинула зипун, нашла и продела в его рукава гибкую толстую ветку, потом устроила молодца поверх своей одежды. Вцепившись в ветку, она волоком потащила его наверх, стараясь держаться пологой тропинки. Тот даже не стонал, голова его бессильно моталась. «Сейчас, потерпи немного», – шептала она больше для самой себя, стараясь двигаться как можно быстрее, но в то же время осторожно. Сердце её колотилось, ноги оскальзывались на крутом склоне, и коротенькая дорога до избушки показалась бесконечной.

– Бабушка! – закричала она, задыхаясь и падая наземь, когда, наконец, доволокла свою ношу до избушки. – Бабушка, помоги, же мне!

– О, Боги! – воскликнула выбежавшая на крики Нерады из избы старуха – Ты кого сюда притащила?

– Бабушка, помоги ему, помоги, будь добра! Бабушка!

– Тише ты, не ори так! – бабка подошла поближе и принялась разглядывать находку. – Это воин, дура, чужой! Арконец! Глянь – голова обрита. И он явно кому‑то сильно мешал. Если у нас его найдут, думаешь нас пожалеют?

Но Нерада не сдавалась, со слезами умоляла она бабку, стоя на коленях. Нерада редко что‑нибудь выпрашивала. Только однажды, давно, лет семь назад она попросила бабку подобрать хворого лисёнка. Бабка согласилась, но лисёнок, правда всё равно умер. Да вот сейчас.

– Тащи его обратно, где взяла. – упиралась бабка. – Не хватало ещё, чтобы его беды нашими стали… – бабка махнула рукой, показывая, что разговор окончен и собралась было уйти обратно в избу, но тут её внимание что‑то привлекло. У юноши из‑за порванного ворота рубахи выпал оберег – серебряная фигурка ворона на кожаном шнурке. Старуха наклонилась и взяла его в руку, пристально разглядывая. – Надо же. Вот что это за птица, – прошептала она и вдруг решительно приказала Нераде – Ладно уж, подымай, потащили его в баню!

Они вдвоём отнесли раненого в баню, где уложили на широкой скамье.

– Воду вскипяти. – распоряжалась бабка.

«Вёдра!» – вспомнила Нерада и кинулась назад за вёдрами на берег речки.

Когда она притащила в баню воды, бабка уже хлопотала возле арконца, то и дело спрашивая его имя. Стрела была извлечена, рана промыта и перевязана, но парень по‑прежнему был без сознания и выглядел неважно.

– Рана бы зажила скоро, но крови много вытекло. Да застыл в воде‑то ледяной. Но и не в этом беда – вижу, будто что‑то гложет его изнутри, мучает. – рассуждала старуха, словно сама с собой, – Как будто Нежить его отметила. Не хочет он со смертью бороться, будто устал, будто не держит его ничего. Как бы, не ушёл в Ирий. – бабка вздохнула. – Кипяти воду‑то, чего стоишь.

– Бабушка, ты же его задержишь на Краю? – с надеждой спросила Нерада.

– Имени я его не знаю. Чтобы задержать имя знать нужно. А он своё имя не называет. Слышит меня, но не отвечает. Видно есть у него на то причины, – тут бабка протянула Нераде какую‑то вещь. – Посмотри вот, это было на тебе, когда я тебя нашла.

Это была серебряная фигурка ворона, точно такая же как на груди у арконца. Нерада вдруг вспомнила её. – Я думала, она потерялась. Где ты её нашла?

– У меня была убрана.

– Это же родовой оберег? – Нерада сравнила обе фигурки – они были почти одинаковы. – Посмотри, почти такая же. Мы с ним одного рода, что ли?

– Почём знать? – пожала плечами бабка – Только вот что я тебе скажу. Оберег, что был на тебе – не твой. Видишь – зазубрина. Это – след от оружия. К тому же такие обереги в Арконе носят только мужчины и только воины. А ещё скажу – цыгане тебя из‑за этого оберега и оставили. Точно так. Тот пришлый цыган оберег узнал – и посоветовал от тебя отделаться.

– Ты хочешь сказать, что мне его повесил на шею арконский воин? Маленькой девочке? Зачем?

– Возможно, он смог бы тебе ответить – бабка кивнула на раненого.

– Прошу тебя, узнай его имя. Может быть, это моя последняя надежда узнать о себе правду.