13 демон Асмодея. Том 4

– В общем, вот, – он довольно резко поднялся на ноги и спустил штаны.

Я почувствовал, как мои глаза расширяются и уже заняли половину лица, а ноги под столом сами собой сдвигаются, прикрывая самое ценное, что есть у мужчины.

– Я не очень в этом разбираюсь, но, по‑моему, так быть не должно, – пробубнил Михаил Васильевич. – Да и больно в последнее время, просто спасу нет.

Помотав головой, я заставил себя наклониться и посмотреть поближе. Пережив ещё один приступ фантомной боли, поднял на Корсакова глаза, криво улыбнулся и произнёс:

– Рассказывайте. С самого начала. Как вы вообще заполучили этот катетер?

Михаил Васильевич натянул штаны, поправил мочеприёмник, который заменяла ему довольно вместительная бутылка, сел на стул и начал рассказывать свою печальную историю. Я слушал и охреневал от услышанного, под конец откинувшись на спинку стула и глубоко задумавшись.

В общем, случилось следующее.

Четыре месяца назад Корсаков Михаил Васильевич поехал в Губернскую клинику, чтобы сделать плановую и довольно банальную операцию по удалению катаракты на правом глазу. Как раз в это самое время какой‑то альтернативно одарённый организм разбудил на Мёртвой пустоши древний вирус. Мало того что разбудил, так ещё и притащил его в Тверь.

К счастью, этого кретина удалось перехватить и изолировать, но на территории клиники всё‑таки разразилась эпидемия. Клиника была закрыта на карантин. Вирус вызывал очень тяжёлую пневмонию, которую не все подхватившие эту дрянь пациенты пережили. Реанимации были переполнены, а сотрудники с ног валились, потому что сменить их было некому.

Корсакову не повезло. На пятые сутки пребывания в карантине он загремел в реанимацию. Болел тяжело, почти четыре дня находился в сопоре на аппарате искусственной вентиляции лёгких. Естественно, ему поставили катетер, чтобы лучше контролировать работу почек. Он выкарабкался. Когда болезнь отступила, Михаила Васильевича перевели для окончательного выздоровления в глазное отделение, из которого он в реанимацию и попал.

И всё бы ничего, но злополучный катетер в реанимации забыли вытащить. Корсаков был послушным пациентом и редко задавал вопросы врачам и медсёстрам. Он посчитал, что так оно и должно быть, и дисциплинированно выливал мочу из мочеприёмника, никого не ставя в известность.

В глазном отделении, где его успели прооперировать до разразившейся трагедии, следили за прооперированным хрусталиком в глазу. Никто ему штаны не снимал и не смотрел на пах. Офтальмологам это было не нужно. Так же, как и задёрганный терапевт, прибегавший раз в день, чтобы удостовериться, что он ещё жив, не опускал взгляд ниже грудной клетки.

Корсакова выписали домой через полтора месяца после того, как он приехал на банальную, казалось бы, операцию. И приехал он домой с этим проклятым катетером в уретре!

Я боюсь представить, что у него там сейчас творилось. Нет, не так. Я даже представлять себе этого не собираюсь. Мне хватило увидеть гной, кровь и что‑то мерзопакостное в моче в мочеприёмнике, чтобы снова испытать фантомные боли.

– Подождите меня здесь, – встав со стула, я направился к выходу из кабинета. – Мне нужно позвонить и проконсультироваться с коллегой.

Оксана осталась развлекать Корсакова. Смотрела она на него при этом настолько сочувственно… Ладно, пусть хоть чаем напоит, пока меня нет. Тем более Михаил Васильевич действительно был на сегодняшний день последним пациентом.

Телефон заведующего урологического отделения долго не отвечал. Наконец, когда я набрал номер в третий раз, терпеливо вслушиваясь в длинные гудки, трубку взяли.

– Гаврилов! – рявкнул главный уролог губернии. – Слушаю!

– Аркадий Павлович, Давыдов беспокоит, – представился я.

В трубке воцарилась тишина, а затем Гаврилов очень осторожно произнёс:

– Ну вот вы и до меня добрались, Денис Викторович? Даже странно, что мы раньше не познакомились.

– Раньше повода не было, – я тяжело вздохнул и принялся рассказывать печальную историю Корсакова. Когда я закончил, Гаврилов выдохнул.

– Денис Викторович, зачем ты мне такие ужасы с утра пораньше рассказываешь?

– Мне бы пациента вам отправить, Аркадий Павлович, – ответил я, представляя выражение его лица. – Тем более что это вы виноваты в его плачевном положении.

– Неправда, – возразил Гаврилов. – В моём отделении глаза не лечат.

– Вы поняли, что я имею в виду Губернскую клинику, – я немного помолчал, а затем спросил: – Так я отправляю его к вам?

– Денис Викторович, ты хоть понимаешь, насколько это сейчас будет сложно всё восстановить? – Гаврилов выдохнул в трубку. – Эпицистостому поставить сможешь?

– Поставить‑то я её смогу, – протянул я. – Вот только у меня нет специальных катетеров и аппарата ультразвуковой диагностики с врачом‑узистом. Ах да, у меня нет анестезиолога. Мне всё‑таки делать операцию наживую и без визуализации? Тем более что этот жуткий катетер функционирует вполне нормально.

Операция установки катетера из мочевого пузыря наружу, в надлобковую область, была действительно несложной, и в самом крайнем случае я смогу её выполнить. Вот только зачем мне туда лезть, рискуя напортачить без перечисленных условий? Мужик терпел четыре месяца, ещё несколько часов до Губернской клиники вполне потерпит.

– Вези, – устало проговорил Гаврилов. – Да, подготовь его как‑нибудь помягче, что его не на недельку к нам везут. Пускай из дома побольше нужных вещей берёт.

Он повесил трубку, а я долго смотрел в стену, после чего направился к кабинету, чтобы отправить Корсакова собираться. Готовить его к предстоящим мукам я не собирался. Пускай Гаврилов объясняет, что его ждёт несколько операций, после которых он, может быть, начнёт мочиться самостоятельно.

– Так, – произнёс я, когда дверь за Михаилом Васильевичем закрылась. – Пойду сопроводиловку напишу и машину отправлю, чтобы его из дома водитель забрал. Не хочешь скататься в сопровождение? – и я посмотрел на Оксану.

– По магазинам можно будет прошвырнуться в Твери? – деловито уточнила медсестра.

– Можно, – я махнул рукой.

– Тогда прокачусь, – и она побежала собираться.

– Ну, а я отправлю их сейчас и домой. Нужно кольцо найти и нервишки успокоить, – меня передёрнуло. – Мне же эта жуть будет ночами сниться! – и, поёжившись, я пошёл заканчивать дела, чтобы с чистой совестью наведаться в замок.

***

– Гавриил, успокойся, – Велиал опустил голову на столешницу и несколько раз несильно стукнулся об неё лбом.

– Я совершенно спокоен, – безэмоциональным голосом проговорил Архангел, с сочувствием посмотрев на своего неразумного брата. – Но мы здесь находимся уже несколько часов, и мне никто ничего вразумительного так и не ответил.

– Может, чаю? – оскалился Падший, поднимая голову и встречаясь взглядом с Гавриилом.