Акцентор

 

Лондон, Англия.

Хищник.

У меня нет лояльности к какой‑либо группе, кодексу или ценностям. Я живу по одному правилу: «Утоли жажду, достигни цели, повтори».

Однажды я пообещал себе никогда не давать людям второго шанса.

Впрочем, меня вполне можно обвинить в ненависти ко всему человеческому роду.

И сегодняшний день – наглядный пример того, каким человеком я являюсь.

Мое утро началось с игры на бирже, где мы с Кастилом заработали еще несколько миллионов фунтов для реализации наших планов. Деньги давно перестали быть чем‑то захватывающим, но это необходимый ресурс и надежный метод манипуляции.

Цель.

Моего статуса и влияния семьи Кингов, блядь, недостаточно, поэтому мне приходится играть на публику, показывая всем маску молодого безумного трейдера и наследника крупнейшей финансовой корпорации Англии.

Для всего общества я не кто иной, как богатый псих с манией величия.

Каюсь, это не так уж далеко от правды.

Получив от Хвана необходимые сведения, я отправился на небольшую охоту и успешно поймал стайку жалких пешек. Оказалось, что двое из них занимались незаконным оборотом оружия, но не сохранили информацию о своем заказчике, что делает процесс моих поисков еще более утомительным.

Ску‑у‑ука.

Наверное, из‑за скуки мои извращенные пытки стали потрясающе кровавыми, а дом на краю Лондона превратился в пристанище ада. У меня есть милый подвал, и иногда (ладно, часто) я делаю грязную работу сам, получая необходимую насильственную дозу.

От клюшки, что я таскаю за собой, слышится противный скрежет, пока безвольное тело, привязанное к стулу, начинает терять сознание.

– Ну‑ну, – я широко улыбаюсь, подходя ближе. – Малыш уже хочет спать? Разве еще не рановато для сновидений?

Надавив клюшкой на сонную артерию, я наклоняю голову и наблюдаю над тем, как в красные глаза ирландца возвращается разум.

– М‑м‑м, – мычит он. Его лицо изрезано, а во рту не хватает нескольких важных зубов.

– Ты должен произнести что‑то внятное, – говорю я спокойно. – Иначе я перейду к твоим глазам. Тебе какой больше нравится? Правый или левый?

– Не… надо.

– Что не надо?

– Не…

Так не пойдет.

Я медленно надеваю латексные перчатки и рассматриваю лицо Дугласа. Левый глаз уродливее, чем правый. Начнем с него.

Моя нога нетерпеливо сбивает стул, и, когда этот ублюдок падает на землю, я фиксирую его голову и давлю большим пальцем на его глазное яблоко. Он визжит, дергается и стонет под моими чудными прикосновениями, но в моей голове тишина.

Его глаз мутнеет, внутри виднеется кровоподтек, а потом из него начинает вытекать жидкость.

– Имя.

– Ма‑а‑а….

– Имя, Дуглас.

– Ма‑арк‑кус С‑смит.

Интересно. Уже второй человек говорит мне это.

Я извлекаю остатки, перерезав зрительный нерв с сосудами, брезгливо вытираю кровь и глазную жидкость с рукава рубашки, а затем поднимаю стул, включая тяжелое тело, и извиняюще улыбаюсь.

– Зияющее отверстие выглядит так отвратительно. Ой, прости‑прости! Но у тебя еще есть правый глаз, верно?

На мой телефон приходит уведомление, я заталкиваю часть окровавленной клюшки ему в рот, чтобы остановить крики, а затем любезно уточняю:

– Ты не против, если мы ненадолго прервемся?

Находясь в бреду, рыжий ублюдок яростно трясет головой, пока я наслаждаюсь общением с девушкой, которая по какой‑то причине заполонила мои мысли.

Ангел: То, что ты делаешь, уголовно наказуемо. Я буду давать показания полиции до тех пор, пока тебя не поймают.

Я улыбаюсь, вспоминая вкус моей девочки. Гребаные персики.

После того как я вышел со сделки, которая, несомненно, наведет потрясающий хаос, я проследил местоположение Элеонор и отправил ей несколько сообщений. Но она, блядь, не ответила. Ни разу.