Акцентор
– Кэйсукэ Ота. Японский композитор.
– Ты добавила что‑то от себя?
– Да, немного изменений в тональности.
Иногда я видоизменяю произведения, подстраивая их под свое настроение. Профессор Уотерс называет это кощунством, но меня это не сильно беспокоит. У меня и так слишком много поводов для паники.
Например, хриплый голос, шепчущий мне на ухо угрозы вперемешку с комплиментами.
«…Мой очаровательный ангел. Ты до сих пор смотришь».
Приди в себя. Сейчас же.
Я убираю инструмент в футляр, наблюдая над тем, как ливень затапливает живописные леса и старинные поместья. Кингстон расположен на севере Шотландии, недалеко от берегов неспокойного Северного моря, так что подобная погода – совсем не новость.
О, и на случай, если у меня не было времени вам рассказать, спешу напомнить: Кингстон является альма‑матер для многих членов британской королевской семьи, аристократов из других стран и наследников самых влиятельных корпораций Великобритании.
Помимо лучшего образования мы имеем безграничные возможности. Каждый студент может заниматься чем угодно (в рамках закона, конечно же – хотя некоторую элиту это вовсе не беспокоит): регби, футбол, лакросс, плавание, сквош, верховая езда, у нас даже есть уроки по яхтингу. Выбор довольно широк. Как показывает практика, золотая молодежь – довольно капризные создания, и администрация делает буквально все, чтобы обеспечить наш комфорт.
Например, закрывает глаза на процветающее насилие и печально известный клуб «Дьявол», но это уже совсем другая история.
– Эмма ждет нас в обеденном зале?
Катерина кивает, отвлекаясь от нот.
– Судя по тысяче сообщений в нашем чате – да. И я думаю, нам следует поторопиться, иначе она перейдет к манипуляциям.
Я прикусываю губу, сдерживая смех. Первая положительная эмоция за день.
Это очень похоже на Эмму Кларк. Вчера Эми превратилась в настоящую маму‑медведицу, заставив меня залезть под горячий душ и выпить снотворное.
Всю ночь меня лихорадило, а сны были зловещими и до невозможности реалистичными, будто Вергилий приглашал меня войти в первый круг ада – лимб, населенный душами тех, кто не смог познать истинного Бога. Это не место вечного блаженства и не место вечных мучений[1].
Но я знала, что это было началом.
Я знала, что дьявол придет за мной.
Наверное, мой разум медленно сходил с ума.
Именно по этой причине я вцепляюсь в Кэт, когда мы пересекаем порог главного кампуса.
Это моя наименее любимая часть Кингстона. Целый зал снобов, оценивающие взгляды, громкие разговоры с последними сплетниками. Я провожу рукой по своему синему джемперу и клетчатой юбке, проверяя, все ли в порядке, и надеюсь, что никто не заметит моего печального состояния.
Надежды – это так глупо, не правда ли?
Конечно, от Эммы Кларк едва ли возможно что‑то утаить. Несмотря на тот факт, что я всегда была самой наблюдательной из нашей троицы, Эми обладает особым чувством эмпатии. Как и Катерина. Но Кэтти слишком тактичная, а Эмма – прямолинейная до мозга костей.
При виде нас Эми прищуривается, а затем откидывается на спинку стула, не прекращая трогать свой потрясающий рыжий хвост.
– Вы задержались. Что‑то случилось?
– Прости, – говорит Кэт извиняющимся тоном, а затем мило улыбается. – У Элеонор появилась еще одна версия. Настолько впечатляющая, что я потеряла дар речи.
Зелёный взгляд Эммы смягчается. Черный чай с бергамотом и молоком, вероятно, сделал ее добрее.
– Ты сыграешь ее на моем дне рождения?
Я вздыхаю, чувствуя, давление в грудной клетке. У меня возникает иррациональное желание сжать скрипку в руках, а затем обнять ее, но я заставляю себя держать инструмент под деревянной скамьей.
– Сколько человек ты планируешь пригласить? – спрашиваю я, размешивая пюре из запеченной брюквы с картофелем. – И, Эми, спасибо, что заказала нам еду.
Эмма делает глоток из фарфоровой чашки, а затем стучит по столу длинными блестящими ногтями.
– Пустяки. Сколько будет гостей? Мм, думаю сотня. Или этого мало?
Я едва не давлюсь едой, вытираю рот салфеткой и хмыкаю, широко улыбаясь:
– Боже мой, Эмма. Сто человек – это целая толпа.
Я просто обожаю этих девушек. Я не верю во вторые половинки, во всяком случае, потому что мое сердце уже поделено на три части, две из которых навсегда будут принадлежать Эмме и Катерине.
– Подумаешь. На прошлом дне рождения нас было двести сорок восемь… двести сорок девять, если считать труп в виде пьяного в хлам Боулмена.
Эрик Боулмен – рыжий анархичный подонок.
Он может прикинуться сумасшедшим Шутом, а затем, когда вы меньше всего этого ожидаете, приставит нож к вашему горлу.
Я перевожу взгляд на репродукцию Вермеера для того, чтобы девочки не заметили моей странной реакции. Эрик, проблемный кузен Эммы, входит в четверку монстров, известных своим насилием, драками, манипулированием и возведением своего закрытого клуба до настоящего культа.
Каждый из них обладает асоциальными наклонностями. Я бы назвала их социопатами или даже психопатами. Эти жестокие парни – будущая правящая верхушка, будущая власть. Слава богу, они редко посещают общие мероприятия и живут отдельно, нарушая главный закон Кингстона: не показывать свою привилегированность.
Больше всего я боялась самого безумного из них – Кинга. Хоть Кастил и был их негласным лидером, Аарон является настоящим воплощением зла и олицетворением анархизма.
Они так похожи, не так ли?.. Я имею в виду его и Аарона.
Первым делом я проверила его социальные сети, но он, как и сказала Вивьен, был в Нью‑Йорке, время от времени выкладывая посты о своей бурной жизни. Алкоголь, размытые фотографии, новые татуировки на его тренированном теле, какие‑то финансовые сделки и девушки. Много девушек.
[1] Элеонор ссылается на «Божественную комедию» Данте.
