Аколит в крови по локоть

Из леса выскочили очередные аборигены, и подоспевшие к редуту кадавры пустили в ход тяжеленные палаши, но замешкались и не успели прийти на помощь Дарьяну, на которого насели сразу два размалёванных дикаря. Я дёрнул из кобуры револьвер, книжник обернулся облачком костяного праха. То крутанулось и унеслось на две сажени в сторону, краснокожие взвыли от боли. Из множества мелких порезов на их коже потекла кровь, и я не стал стрелять, вместо этого задействовал приказ воспламенения и окатил подранков пурпурным пламенем.

Вспыхнули!

Кадавры добили превратившихся в живые факелы аборигенов и рванули в лес, но навстречу им метнулись чёрные тени, облепили, втянулись в тела и разом иссушили, вновь сделав мёртвое мёртвым – не помогла ни магическая защита, ни зачарованные кирасы и шлемы.

– Взять! – заорал Дарьян.

Воплотившийся в реальности цепной дух унёсся в джунгли, и всё же прикрывавший антиподов колдун успел кинуть в нас очередной сгусток мрака. На сей раз атакующий аркан оказался направлен в меня, и тень легко просочилась через отторжение, пришлось окутаться обжигающей аурой. Вражеские чары вмиг прогорели в её пурпурном пламени, а когда невесть откуда вынырнул абориген, я упредил его атаку выстрелом из револьвера. И тут же получил копьём в спину!

За миг до тычка магическое пламя само собой обвилось вокруг древка, и моё ядро едва не опустело, но зато при ударе обуглившееся оружие переломилось, кирасу лишь поцарапало. Сбоку подскочил другой антипод, и я задействовал весь остаток небесной силы разом.

Гори!

Вспышка раскидала краснокожих, но не сожгла – если один зажал ладонями опалённое лицо, то другой и вовсе умудрился прикрыться от огня щитом. Я начал разворачиваться к нему и поймал стрелу, точнее – сразу три. Повинуясь наитию, задействовал отторжение, и первый из метательных снарядов отскочил от соткавшегося в воздухе пурпурного щита, а вот две оставшихся прошли мимо магического барьера. И вновь обжигающая аура, как и в случае с копьём, сгустилась сама собой. Она легко сожгла древки и оперение, но наконечники просто раскалила, и если один с лязгом отскочил от кирасы, то другой угодил в бедро. Ногу пронзила острая боль, окутавший меня огонь враз погас, я не устоял и упал – едва успел откатиться в сторону, иначе абориген точно бы добил меня топориком.

Прилетевший со стороны редута костяной дротик не сумел преодолеть наложенную на краснокожего воина защиту и рассыпался серым прахом, но неожиданная атака на миг ошеломила антипода, вот я и успел перевалиться на спину, взвести курок револьвера и пальнуть ему точно в середину обугленного щита. Антипод зашатался, и ему в спину стрельнули из сруба, уложили наповал.

В лесу захлопали карабины, туда же отправили по огненному шару пережившие скоротечную стычку колдуны, и обожжённый моей аурой дикарь метнулся прочь. В него угодил росчерк молнии, и пусть атакующий аркан не пробил защитный амулет, зато опутал беглеца ослепительными разрядами и повалил на землю.

Да и чёрт бы с ним! Я переполз под прикрытие редута и попытался вытянуть из раны засевший в ноге наконечник, но тот вошёл в плоть полностью – без хирургических щипцов его было не подцепить. Пришлось ограничиться остановкой кровотечения.

Звуки перестрелки начали удаляться – надо понимать, пластуны Хомута не только вырвались из засады и сумели вернуться к опорному пункту, но и отогнали от него потрёпанных нами нападавших.

– Боярин! – окликнул меня перетянувший раненую руку ремнём Гвоздь. – Погляди, а то кони двину!

Я кое‑как подполз к пареньку, кинул револьвер на землю и достал из чехла ампутационный нож.

– Эй, ты чего ещё удумал? – перепугался тот.

Я его возглас проигнорировал и крикнул:

– Дарьян!

– Здесь! – отозвался тот, прибежал и присел рядом, начал спешно заряжать карабин.

Одним уверенным движением я распорол рукав куртки Гвоздя и вновь позвал:

– Огнич!

– В порядке! – откликнулся фургонщик, а Сквозняк отозвался сам.

– Я тоже! – оповестил он нас.

Нож я бросил к револьверу, затем переломил засевшую в бицепсе пластуна стрелу и спросил:

– Крап где?

– О чёрт! – охнул Огнич и перескочил через стену редута, скрылся в только‑только начавшей редеть тьме.

Сквозняк присоединился к фургонщику, на пару они вытянули наружу потерявшего сознание пластуна.

– Сердце бьётся! – оповестил нас Огнич.

Ну а я надавил своей волей на дух Гвоздя, чуть сместил стрелу – так, чтобы появилась возможность направить остриё в обход кости, и толкнул древко. Наконечник вышел с другой стороны, пластун взвыл и потерял сознание, я отбросил сломанную стрелу и закрыл сквозную рану. Пусть сработал и не слишком чисто, но нисколько по этому поводу не переживал. Было попросту не до того.

Из‑за неловкого движения засевший в ноге наконечник вновь повредил кое‑как залеченный кровеносный сосуд, да ещё стрельба в лесу никак не стихала, и ко всему прочему я со всей отчётливостью осознал, что светло‑пурпурное пламя – это не совсем то, что поможет мне пережить грядущую кампанию против златогорцев.

Черти драные, простую стрелу остановить не смог!

Тоже мне аколит!

Впрочем, я был жив, а значит, ничего не помешает вскорости прикупить пару козырей‑аргументов. Надо лишь не пороть горячку и для начала хорошенько всё продумать. Ну и, конечно, не остаться в этих драных джунглях навсегда.

Просто не будет, да только когда было?

Прорвусь!

 

13–6

 

В кои‑то веки всё случилось именно так, как и загадал. В отличие от многих других в джунглях я не остался. Добрался до предгорий, чтоб их черти драли…

Впрочем, жаловаться было грех – кампания против златогорцев обернулась для меня вроде как одними сплошными прибытками. Начать с того, что в тылу мы не отсиживались и редкий день обходился без начисления боевых – уже на исходе зимы я полностью закрыл долг перед Южноморским союзом негоциантов, по итогам первого весеннего месяца накопил на обратный билет, а к началу сезона дождей должен был заработать сверх этого ещё пять или даже шесть сотен целковых.

Должен, ха!