Алиби для землеройки
– Марк Игоревич, с какой целью вы пришли к нам? – осведомился мой муж. – И почему у вас такое отчество, если вашего отца звали Андреем?
– Ответа нет, – тихо ответил наш посетитель. – В детдоме выдали такие документы. Не спрашивайте… Зачем пришел к вам? Очень благодарен Ивану Николаевичу за то, что он отыскал меня, приехал, передал письмо от Светланы, которую я считал своей настоящей матерью. Не скрою, некоторое время испытывал неприятные ощущения из‑за того, что она не забрала меня из приюта. Обижался, желал ей всего плохого. Потом, в тринадцать лет, познакомился со священником, отцом Дмитрием, и по‑другому взглянул на проблему. Обиды на мать теперь нет, мне ее жаль. Смирился с тем, что она меня не любила. Решил, что я появился на свет случайно, от какого‑то темнокожего мужика. Ну, знаете, как бывает – познакомились, выпили, легли в кровать, изменила моя мать мужу, родила сына. Почему аборт не сделала? Понятия не имею. Возможно, она просто гуляла, веселилась, все сроки пропустила. Выгляжу я так, как будто просто загорел. Назвать меня негром нельзя, я мулат, кожа молочно‑шоколадного оттенка, нос с широкими ноздрями. Но я уже говорил, у мужа Светланы была цыганская кровь… Впрочем, наверное, он потом сообразил, что я ему не сын… Куда мать деньги потратила? Что сказала супругу? Как объяснила, откуда у нее большая сумма? Может, женщина спрятала наличку? Или мужчина знал, что я подменный, и немалую прибыль они с женой вдвоем пропили? И подрались не из‑за того, что до мужика наконец‑то правда про моего отца добралась, какой‑то другой повод для рукопашной был? Вопросы, вопросы… Ответов нет. И они не найдутся – мертвые молчат. Слышали глупую частушку? «Я не мамина, я не папина, на улице росла, меня курица снесла!» Меня так в детдоме дразнили. Но со временем я перестал думать о своем происхождении, успокоился, не знаю, кто мой отец, – и не надо. И спустя год – ба‑бах! Иван Николаевич с письмом. И все вопросы ожили. Очень хочу найти Нину! Кто она такая? Как зовут моего отца? Я ухитрился влезть на гору успеха, но еще молод. Богатырева старше Светланы. Той было восемнадцать, а сколько соседке, неизвестно, но, похоже, она старше. Вероятно, еще жива. Найдите ее!
– По одному имени отыскать кого‑то сложно, – осторожно произнес Павел. – Ладно бы, ее звали Симипарамика или Мубикалиса! Нечто этакое, экзотическое, оригинальное. Но Нина… Имя не самое распространенное, но и не уникальное.
Степан повернулся к Ивану Николаевичу:
– Жена назвала место, где родила мальчика?
– Нет. Да я и не спрашивал, – ответил тот.
– У меня есть свидетельство о рождении, – вдруг сказал Марк. – Получил его со всеми документами, когда выпустился из детдома.
Он взял телефон, потыкал пальцем в экран, набирая чей‑то номер, потом распорядился:
– Ольга Петровна, пойдите в мой кабинет и выдвиньте последний ящик правой тумбы письменного стола. Там лежит голубая папка. Найдите в ней мое свидетельство о рождении, сделайте его фото и пришлите. Это срочно… Что?.. Мне!
Бизнесмен запихнул трубку в карман.
– Некоторые люди задают тупые вопросы. Кому отправить снимок? Королю Антарктиды!
Я поняла – Марк сильно нервничает, ему трудно реагировать спокойно, парня сейчас раздражает все. Его можно понять, поставьте себя на место Иванова. Он всю жизнь считал себя ребенком кукушки, хранил отрывочные воспоминания о раннем детстве, обижался на Светлану. Марк Игоревич боролся с негативными эмоциями по отношению к матери, которая его в приют сдала, сумел победить их, ощутил себя свободным… и – опля! Теперь выяснилось, что госпожа Иванова была просто жадной бабой, которая продала своего сына Нине, а потом отказалась от полученного в обмен Марка. А тот большую часть своей жизни не на ту женщину злился. Есть от чего потерять душевное равновесие.
Рассказчик молчал.
– Вы говорили, что Мирослава Вольпина может нам рассказать о медальоне, – после небольшой паузы продолжил разговор Степан. – Вдруг это нам поможет?
Наш клиент посмотрел в телефон:
– Да. Включайте «Зум», она готова.
Глава четвертая
На экране возникло изображение полной дамы с чалмой на голове.
– Добрый день, – произнесла она. – Должна сказать, я своим глазам не поверила. Уже видела то изделие, которое вы именуете медальоном, это на самом деле собственность барина… Ох, не с того конца начала! Начну заново. Вы меня слышите?
– Да, – ответил Степан.
– Отлично, – кивнула дама. – Слушайте внимательно, буду рассказывать подробно, нельзя ничего упустить, все крайне важно. Итак…
Самый конец XVIII века. Село Луковкино. Там жил очень богатый, холостой помещик Бобров Владимир Николаевич. Карьеру при царском дворе он строить не собирался, зимой в Санкт‑Петербург не ездил, балы в своем доме не устраивал. А вот его самого зазывали во все гостиные. Почему? Барин был баснословно богат, молод, отца с матерью похоронил, жены не имел, детей тоже. Несмотря на полные карманы денег, Владимир нос не задирал, приезжал в гости к соседям, но к себе никого не звал. Крепостные не уставали возносить молитвы за доброго помещика. Местный священник его уважал – каждое воскресенье Бобров на службе стоял, посты держал, на нужды церкви деньги давал.
Но как‑то раз мужчина не появился на литургии. Никто из прихожан особо не удивился. Стоял ноябрь, лил дождь вместе со снегом, дрянь погода, а Владимир имел привычку каждый день подолгу гулять. Простудился небось, случается такое! И после обеда Владимир начал получать всякие дары для поправки здоровья: мед, вино, разные травы для чая, банные веники… Подношения принимались управляющим с благодарностью, но мужчина тихо говорил:
– Владимир Николаевич здоровы‑с! Не смогли‑с в церкви присутствовать из‑за дел‑с! Премного вам благодарны‑с за беспокойство!
Но и через неделю Боброва не оказалось в церкви на его привычном месте, возле иконы Богородицы. А к вечеру случилось общее потрясение: во все местные усадьбы привезли приглашения прибыть в субботу на бал по случаю женитьбы Владимира.
Сообщение произвело эффект разорвавшейся бомбы. Бобров связывает себя узами брака? С кем? Местные девушки на выданье не покидали родительские дома, ни в Петербург, ни в Москву холостяк не ездил! Где он откопал суженую‑ряженую? Любопытство схватило цепкими когтями всех, начиная от членов семьи графа и завершая последним поваренком постоялого двора на тракте, который вел в Петербург.
Стоит ли удивляться тому, что во второй половине субботы огромный двор перед монументальным зданием усадьбы Боброва оказался забит экипажами всех мастей? Слуги носились словно угорелые, убранство танцевального зала поражало пышностью, столы ломились от богатого угощения. Дамы сверкали каменьями, мужчины благоухали одеколонами, букеты дворня складировала штабелями.
