Анна Нимф

– Переосмыслишь свое существование, – менторским тоном напутствовал Ал, – купишь бутылку, глотнешь, и пожалеешь так, как никогда раньше. Накроет.

Фил окончательно сгорбился.

Я по привычке читала ауру, и именно эта до краев была заполнена виной и стыдом. За себя, никудышного отца, так часто поздравляющего дочку с днем рождения не в ту дату, приносящего не те подарки. За себя, никчемного мужа, пьющего чаще, чем работающего, и потому не так давно ушедшего из дома. Ни гордости за себя, ни радости, ни внутренних сил.

К Кохану я обратилась мягко, подошла близко, заглянула в глаза – взгляд бегающий, ускользающий. «Мол, я мелкая сошка, ни к чему меня разглядывать, я того не стою…»

– Пока не пьешь, – произнесла я, – возьмешь ручку, бумагу, напишешь жене и дочке письмо. Извинишься за себя, скажешь, что готов меняться.

Он был готов, я знала. Ему быть чуть‑чуть поддержки, веры в то, что лучшее возможно.

– Не возьму. Не смогу, – Кохан смотрел в пол. – Уже пытался.

Он действительно пытался. Искал верные фразы, надрывал сердце, в мысленных диалогах просил понять, но уходил пить чаще, чем предпринимал попытки объясниться.

– Дочь тебя любит. Слова найдешь. Да и жена не забыла.

Я помогаю не всегда, но в этот раз было нужно. Бросила Алану:

– Найди мне тару…

– Большую? – тот быстро соображал.

– Нет, можно мелкую.

Я собиралась снять часть темной энергии с Кохана, чтобы переосмысление за пять дней прошло продуктивнее. Пока Ал возился в подсобке, начала водить руками вдоль тела бывшего пленника, собирать на свои ладони чужой стыд. Я забирала беспомощность, которой человек в морской шляпе был пропитан, как булка ромом, его надрывное отчаяние, невозможность попросить прощения. Цепляла на себя все ненужное, как темную слизь, чтобы после сцедить в бутылку, которую найдет Ал.

Когда процесс завершился, провела сначала одной ладонью по краю заранее подставленного горлышка пустой коньячной тары, затем другой. Удивленно взглянула на напарника – мол, еще меньше отыскать не мог? Не бутылка, а игрушка из детской кухни. Кажется, её принес кто‑то в составе «пробников» различных сортов алкогольных напитков, вложив в общий подарок.

Алан только плечами пожал – «я торопился».

После я посмотрела на Кохана.

– Представь, что берешь бумагу и ручку сейчас. Какие чувства?

Тот покосился недоверчиво – что должно было измениться? Он по моим пассам ничего не понял и потому не мог сообразить, что именно стало другим.

– Меня дома не любят, не ждут…

– А ты напиши. Хорошо напиши, от души.

Его примут обратно, не оставят на улице. Дочь услышит сердцем, она давно ждет от отца верных поступков, чтобы мать не расстраивалась, и еще крепких объятий. Ей плевать на подарки, она хочет компании его, своего отца. И давно любит по выходным с ним рыбачить, смотрит перед выходными на удочки в сарае, грустит.

– Сделаешь?

Завинтил пробку на мини‑бутылке Алан.

Фил прощупывал собственное нутро с ожиданием того, что вновь ошпарит стыд, но вдруг обнаружил в себе странную честность, дарующую силы. И искренность. Поднял глаза, посмотрел удивленно.

– Сделаю.

Вот и хорошо, вот и отлично. Жизнь наладится.

Его отпускали еще недоверчивого, но уже просветлевшего от внутренних изменений. Лишь от двери Кохан спросил:

– Начальник, а наручники‑то спадут через пять дней?

– Может, да, может, нет. Ты лучше не проверяй.

Бездомный в морской шляпе все‑таки сматерился, но беззлобно, понимая, что старое, похоже, ушло безвозвратно. Может, к лучшему.

Хотя Алан, конечно, соврал. Вот же «пончик» усатый.

Чужой спине мы помахали синхронно, будто дети, провожающие в дальнее плавание кораблик.

 

Глава 8

 

(AGST– Issue)

 

– Что собираешься делать?

– Хочу найти данные о сыне Доры. Адрес. Съездить к нему, поговорить. Если, конечно, я тебе не нужна в выслеживании продавца медальона.

– Справлюсь сам. – Алан приподнял светлую бровь, зная, что у нас всегда стоит дилемма при выяснении адресов. И вариантов три: либо использовать поисковое заклинание, нацеленное на человека, либо спросить оракула, либо связаться с полицией. В первом случае – это энергозатратно и небыстро. В последнем нам отказывают, где трубку снимает комиссар полиции Кренц – человек, прохладно относящийся к нашему Бюро ввиду того, что работников, то есть нас, он считает «шарлатанами».

– К оракулу?

Оракул – не до конца исследованное божество в виде статуи, стоящей в дальней комнате, на вопросы отвечает точно и довольно быстро. При условии пропетой ему молитвы, поклона и принесенной «жертвы» или же подарка. В общем, статуя с запросами, и ей не всегда угодишь, чтобы она вообще соизволила проснуться и открыть светящиеся глаза. Её достал на одном из дальних островов наш загадочный директор, а инструкцию по пользованию приложить забыл. Учились мы с ней разговаривать методом проб и ошибок, шаг за шагом проясняя предпочтения божества.

 

 

Конец ознакомительного фрагмента