Баллада о проклятой любви

– Ты целуешь его потому, что это доставляет тебе удовольствие? – спросил Джекс. – Или ты всерьез веришь, что поцелуй волшебным образом оживит его?

– А может, я делаю это, чтобы позлить тебя? – насмешливо ответила Эванджелина.

Губы Джекса дрогнули в озорной ухмылке.

– Отрадно слышать, что ты думаешь обо мне, когда целуешь мужа.

Ее щеки мгновенно вспыхнули.

– Поверь, в моих мыслях нет ничего милого.

– Так даже лучше. – Его глаза засветились, словно синие грани драгоценного камня с серебристыми прожилками – слишком красивые, чтобы принадлежать такому чудовищу. Чудовища должны были выглядеть как… чудовища, а не как Джекс.

– Ты пришел поддразнить меня?

Джекс нарочито медленно и печально выдохнул.

– Я тебе не враг, Лисичка. Вижу, что ты все еще злишься на меня, но ты ведь всегда знала, какой я на самом деле. Я никогда не притворялся кем‑то другим, это ты позволила себе поверить в то, что я не такой, как говорят люди. – Его глаза сверкнули металлическим блеском, а взгляд стал совершенно равнодушным. – Я не твой друг. И не смертный паренек, который будет кормить тебя сладкой ложью, приносить цветы или одаривать драгоценностями.

– Я не думала о тебе так, – ответила Эванджелина. Но какая‑то крошечная частичка ее души все же надеялась на это. Нет, она не ждала от него цветов или подарков, но в какой‑то момент и правда начала воспринимать Джекса как друга. Ужасная ошибка, которую она никогда больше не совершит.

Эванджелина покачала головой и спросила:

– Что тебе здесь нужно?

– Хотел напомнить, что ты легко можешь спасти его. – Вальяжным движением Джекс засунул ладони в карманы брюк и посмотрел на нее так невозмутимо, словно заключить очередную сделку с ним так же просто, как отдать булочнику пару монет за свежий хлеб.

Все это только кажется таким простым. Конечно, если она скажет Джексу, что откроет Арку Доблестей, то Аполлон проснется уже сегодня. И не придется больше беспокоиться о новом наследнике престола. Но Джекс‑то никуда не денется. Он останется рядом до тех пор, пока все недостающие камни не будут найдены. А Эванджелина хотела избавиться от Джекса – возможно, хотела этого даже больше, чем пробуждения принца. Пока Джекс присутствует в ее жизни, он продолжит ее разрушать.

Все это время Эванджелина пыталась найти способ исцелить Аполлона, но вполне возможно, что ей на самом деле стоило искать способ избавиться от Джекса.

– Мой ответ – нет, и он не изменится.

Джекс привалился к столбику кровати и скрестил руки на груди.

– Если ты правда так считаешь, то тебе не хватает воображения.

Услышав это, Эванджелина ощетинилась:

– У меня все в порядке с воображением, спасибо. Но мою решительность тебе не сломить.

– Как и мою. – В глазах Джекса мелькнуло что‑то враждебное. – Даю тебе последний шанс передумать.

– Или что? – хмыкнула Эванджелина.

– Или ты по‑настоящему возненавидишь меня.

– Может, именно этого я и желаю.

Уголок ядовитых губ Джекса дернулся, словно мысль его позабавила. Затем где‑то наверху пробили часы. Семь громоподобных ударов.

– Тик‑так, Лисичка. Я пытался проявить дружелюбие, позволив тебе обдумать мое предложение, озвученное в библиотеке, но ожидание утомило меня. У тебя времени до полуночи, чтобы изменить решение.

Внутри у нее все сжалось, но Эванджелина старалась не подавать вида. Если погружение Аполлона в вечный сон Джекс считал дружелюбным способом заставить ее передумать, что же тогда он сделает дальше? И все же она сомневалась, что, объединившись с ним, останется в выигрыше.

Эванджелина повернулась к нему спиной, собираясь покинуть это место.

Внезапно она почувствовала, как что‑то схватило ее за запястье.

– Джекс…

Но рука, удерживающая ее, принадлежала вовсе не Джексу.

Его кожа была прохладной и гладкой, точно мрамор. А пальцы, в эту секунду сжимавшие ее запястье, обжигали настоящим огнем.

Аполлон?

Эванджелина обернулась к принцу, и сердце ее взволнованно заколотилось в груди. Неужели он…

Но с ним что‑то было не так.

Всего мгновение назад его глаза были тусклыми, как морское стекло, а сейчас светились ярко‑красным, словно сверкающие рубины и самые жуткие проклятия на свете.

Увидев это, Эванджелина резко повернулась к Джексу. Точнее, попыталась. Из‑за железной хватки Аполлона она не смогла даже сдвинуться с места.

Сердито нахмурившись, она выпалила:

– Ты обещал дать мне время подумать.

– Это не моих рук дело. – Джекс перевел взгляд со сверкающих красных глаз Аполлона на запястье Эванджелины.

Она попыталась освободиться, но Аполлон лишь сильнее сдавил ее руку.

Эванджелина снова дернула руку.

Но в это мгновение Аполлон так крепко вцепился в ее запястье, что она вскрикнула и пошатнулась, едва не упав на него.

Глаза Аполлона полыхали пугающим красным светом, но он совсем не выглядел так, словно пробудился от вечного сна. Казалось, он был одержим или, возможно, отчаянно боролся с самим собой, чтобы наконец проснуться и вернуться к ней.

Сердце Эванджелины сжалось от страха.

– Аполлон…

– Он тебя не слышит. – Джекс вытащил кинжал с блестящим черным лезвием.

– Что ты…

– Он переломает тебе кости! – прорычал Джекс и полоснул ножом по руке Аполлона.

На ее юбку брызнула кровь, но принц все же разжал пальцы, а из его глаз исчезла краснота.

Эванджелина коснулась запястья, на котором Аполлон оставил браслет из болезненных бордово‑синих синяков.

Кап.