Баллада о проклятой любви

Волчья Усадьба, прославленный королевский замок Великолепного Севера, выглядела одновременно как дворец из сказки и как неприступная крепость. Складывалось впечатление, что король и королева Севера так и не сошлись во мнениях, каким должен быть замок.

Со всех сторон его окружали защитные сооружения из прочного камня, но внутренние стены коридоров были увешаны удивительными картинами, которые придавали этому месту тепло и уют. На некоторых каменных постройках, расположенных около замка, можно было легко разглядеть замысловатую резьбу в виде растений и цветов, а также таблички с пояснениями:

 

Пегасов клевер – для забвения

Ангельская трава – для крепкого сна

Шелковник серый – от горестей

Гибискус призрачный – при скорби

Падуб‑однорог – для праздничного настроения

Зимняя ягода – для радушного приема.

 

Сегодня утром, когда Эванджелина покидала Волчью Усадьбу, все вокруг было украшено веточками шелковника серого и букетами гибискуса призрачного, но их уже заменили на ярко‑красные венки из падуба‑однорога.

Сердце Эванджелины пропустило удар. На Великолепном Севере скорбь заканчивалась в тот момент, когда народу официально представляли нового наследника, а это случится уже завтра. Но, судя по столь резким изменениям в Волчьей Усадьбе, казалось, что наследник уже занял место Аполлона.

Внезапно Эванджелина услышала песни менестрелей о Люсьене Великом, а следом заметила, что слуги сменили черные траурные наряды и повязали белоснежные фартуки. Несколько служанок, выглядевших едва ли старше Эванджелины, украсили косы торжественными веточками зимних ягод, а их ярко накрашенные губы и румяные щеки сразу бросались в глаза. Отовсюду то и дело доносились оживленные шепотки:

– Я слышала, он молод…

– Поговаривают, он довольно высок…

– Ходят слухи, он гораздо красивее принца Аполлона!

С каждой услышанной фразой внутри у Эванджелины все закручивалось в тугие узлы. Она понимала, что не может винить юных девушек за то, что они всего лишь ищут повод для праздника. Скорбь важна, но она не могла длиться вечно.

Эванджелине просто нужно было больше времени. До прибытия Люсьена оставался еще один день, но она чувствовала, что этого недостаточно.

Она судорожно выдохнула, когда в коридоре, по которому она шла в сопровождении верного Хэвелока, внезапно стало темно и холодно. Через несколько секунд они подошли к потайному ходу, ведущему к помещению, где лежал Аполлон.

Ей не нравилось, что никто из стражников не охраняет дверь, но одинокий солдат посреди пустынного коридора выглядел бы весьма подозрительно. И все же они с Хэвелоком велели одному надежному королевскому стражнику находиться в помещении у подножия лестницы.

В крошечной тайной комнате стало немного уютнее, чем в тот день, когда она впервые ее посетила. Эванджелина не знала, осознает ли Аполлон, что его окружает, но на всякий случай попросила его личных стражников немного оживить комнату. Теперь ледяные полы были устланы толстыми коврами бордового оттенка, на каменных стенах появились картины с красочными лесными пейзажами, и сюда также принесли удобную кровать с балдахином и бархатными портьерами.

Эванджелина хотела, чтобы Аполлон находился в своих покоях, где пляшущее в камине пламя разогнало бы холод и подарило ему тепло, где можно было бы распахнуть окна, чтобы избавиться от тяжелого спертого воздуха. Но Хэвелок сразу отверг эту мысль, считая перемещение принца рискованным.

Замерший у подножия лестницы стражник поприветствовал Эванджелину кивком головы, а потом тихо заговорил с Хэвелоком, давая ей побыть с принцем наедине.

В груди у нее вдруг стало так щекотно, будто там встрепенулись и запорхали бабочки. Эванджелина надеялась, что сегодня состояние Аполлона изменится, но он по‑прежнему находился в состоянии вечного сна.

Аполлон так и не пошевелился, а его застывшее тело словно олицетворяло несчастливую балладу о Севере. Его сердце едва билось, а оливковая кожа под ее пальцами ощущалась холодной. Карие глаза были открыты, но некогда пылкий взгляд стал тусклым, безжизненным и пустым, как осколки морского стекла.

Эванджелина склонилась над Аполлоном и осторожно убрала прядку темных волос с его лба, отчаянно надеясь, что он вот‑вот пошевелится, моргнет или, может быть, сделает вдох. Она нуждалась хоть в одном крошечном знаке, чтобы продолжать верить в то, что Аполлон вернется к жизни.

– В письме ты утверждал, что всегда будешь бороться. Прошу, борись, постарайся вернуться ко мне, – прошептала Эванджелина, склонившись над его лицом.

Ей было неприятно касаться его безжизненного тела. И все же Эванджелина помнила, что когда сама обратилась в каменную статую, то искренне желала почувствовать хоть одно прикосновение или тепло человеческого тела. И это она могла подарить Аполлону.

Обхватив ладонями его восковые щеки, Эванджелина коснулась губами его неподвижных губ. Они оказались мягкими, но ее смутил их вкус – несчастного конца и проклятий. И тем не менее даже поцелуй не пробудил Аполлона.

В комнате внезапно раздался бесстрастный голос Джекса:

– Не понимаю, зачем ты делаешь это изо дня в день.

Эванджелина почувствовала, как шрам на запястье в виде разбитого сердца запылал, точно след от свежего клейма. Она пыталась выбросить из головы и Джекса, и шрам. Заставляла себя не оборачиваться, не смотреть на него и не признавать его присутствия в комнате, но и целовать неподвижные губы Аполлона тоже больше была не в силах.

Эванджелина медленно выпрямилась, изо всех сил притворяясь, что тело ее не пылает, а шрам не пульсирует, как вдруг Джекс уверенно вышел вперед.

Сегодня он был одет гораздо торжественнее, чем обычно. Его плечи укрывала темно‑синяя накидка, застегнутая на несколько серебряных пуговиц. Бархатный камзол был оттенка индиго, за исключением дымчато‑серой вышивки, которая сочеталась с облегающими брюками, аккуратно заправленными в начищенные кожаные сапоги.

Эванджелина посмотрела ему за спину, где перед лестницей стояли Хэвелок со стражником, но они не обращали внимания ни на нее, ни на незваного гостя. Видимо, Джекс заколдовал их. Многие люди искренне полагали, что Принц Сердец обладает единственной магической силой, заключавшейся в его смертельном поцелуе, но Джекс также умел управлять людьми, словно марионетками. На Севере силы Принца Сердец были несколько ограничены, и все же магия позволяла ему контролировать эмоции и сердца нескольких людей одновременно.

К счастью, он не мог воздействовать на Эванджелину, как бы ни пытался. Все закончилось тем, что она услышала его мысли. Джекс тоже мог слышать, о чем она думает, но только если она сама того хотела. И сейчас такое желание у нее напрочь отсутствовало.