Бог злости

– Знаю, что мы только что познакомились, но считаю необходимым предупредить тебя о Килле. Если думаешь, что мой брат плохой, то Киллиан еще хуже. Он всегда был популярен, ему поклонялись, перед ним заискивали, будто он бог на земле, но в нем есть что‑то неправильное, понимаешь? Как будто вся его светская жизнь – это прикрытие того, что таится внутри. Улыбка никогда не достигает его глаз, а все его отношения – это интрижки и шлюхи. На самом деле я не думаю, что у него когда‑либо были серьезные отношения. Даже родной брат не очень‑то его любит. Как будто он живет, но не жив… как будто он…

– Монстр, – договариваю я за нее.

– Я хотела сказать психопат. В любом случае он плохой человек, и я не хочу, чтобы ты пострадала.

Слишком поздно.

Он уже лишил меня частички моей души, которую никогда не удастся вернуть.

– Он входит в тайный клуб твоего брата? – спрашивает Ава, а затем наклоняется, чтобы прошептать: – В Язычники?

Анника тихонько смеется.

– Ха… ха… Мне нельзя об этом упоминать, иначе Джер убьет меня. Но да, так и есть, неважно. Килл, пожалуй, вообще главный организатор.

– Чем они там занимаются? – интересуется Ава, прижимаясь к ней, как учитель, допрашивающий молчаливого ученика.

– Не знаю, не интересуюсь. Я не лезу в их дела, и поэтому мне удается оставаться в тени. То есть я догадываюсь о том, что происходит, потому что охранникам я нравлюсь, но прикидываюсь, будто ничего не знаю.

Я потираю ладонь о шорты, обдумывая ее слова. Если буду помалкивать, то тоже стану незаметной для их взглядов?

Мой телефон пиликает, и я вздрагиваю, а затем медленно достаю его.

Неизвестный номер: Будь осторожна, Глиндон. Возможно, ты случайно станешь следующей жертвой.

 

Глава шестая. Киллиан

 

Я рано понял, что не вписываюсь в нормальное, застоявшееся, назидательное общество.

Я рожден, чтобы править. Вопросов нет.

Контроль – это не просто потребность или мимолетное желание. Это необходимость, такая же неотъемлемая, как глоток воздуха.

Глубоко внутри меня живет серийный убийца с извращенными фетишами и стремлением удовлетворить свои потребности. Иногда желания достаточно тусклы, и я могу их игнорировать, но порой они становятся настолько интенсивными, что я вижу только красный цвет.

Тем не менее я умею контролировать свои импульсы, в отличие от некоторых идиотов. И уж точно не допущу, чтобы простое влечение, одержимость или помешательство лишили меня контроля.

Вот почему так важно, чтобы серийный убийца был доволен, сыт и абсолютно спокоен.

Если бы мир узнал о моей истинной природе, то ситуация осложнилась бы, а на мамином лице заблестели бы уродливые слезы. Она считает, что я исправился и стану вести себя хорошо до самой ее смерти.

Или моей.

Папа гораздо серьезнее, и поэтому его труднее убедить относительно особенностей моего общения, но со временем он все равно смирится.

Либо так, либо он добровольно причинит вред моей маме, а он скорее умрет, чем это случится.

Удобно, когда родители любят друг друга до безумия. Благодаря этому они могут уделять внимание друг другу и своей сказочной семье, а не моим безумным замашкам.

Ашер и Рейна Карсон – недосягаемые светские персоны Нью‑Йорка. Папа – руководящий партнер огромной дедушкиной юридической фирмы и с помощью своего влияния спасает стариков от судебных тягот. А вот мама выбрала совершенно иной путь и является учредительницей бесчисленных благотворительных организаций. Настоящая бессмертная светская женщина и клон матери Терезы в ее лучшем воплощении.

А еще есть их золотой ребенок – Гарет. Невротичный Гарет. Тот, кто идет по стезе обоих наших родителей, – это Гарет. Образцовый, изучающий право и занимающийся благотворительностью – тоже Гарет. Определенно, именно на такого ребенка они надеялись, когда зажигали фимиам во время зачатия. Он не только похож на них внешне, но и своим существованием дарит радость родительства.

Я точно не такой ребенок. И причина проста.

Когда‑то давно я жаждал заглянуть под шкуру животных. И людей тоже, но доступ у меня был только к животным. Сначала собирался порезать ножницами нашего толстого кота Сноу, но мама плакала, когда он заболел, и я не стал его трогать.

Как только удалось вскрыть несколько мышей, которых я поймал на помойке, то прибежал домой и принес их маме, очень радуясь, что наконец‑то увидел, что скрывается за их красными глазами.

Она чуть не потеряла сознание.

В силу своего семилетнего возраста я не совсем понимал ее реакцию.

Она должна была гордиться мной. Когда совершенно ленивый Сноу принес ей насекомых, то мама похвалила его.

– Потому что кровь пролилась по всему дому? Не волнуйся, мама. Горничная все уберет, – так естественно говорил ребенок, когда она плакала в объятиях отца.

Я никогда не забуду, как они смотрели на меня тогда – мама с ужасом. А папа нахмурил брови, поджал губы и… я думаю, испытывал боль.

Казалось, будто они оплакивают смерть своего второго ребенка.