Бог злости

– Осторожно. Я разрешаю тебе показывать характер, но не принимай мое терпение за одобрение. Я не слишком благороден.

– Не верю, быть такого не может.

– Твое упрямство порой раздражает, но ничего, мы справимся. – Он заправляет прядь волос мне за ухо. – Поехали со мной.

Я смотрю на него широко распахнутыми глазами. Жду, когда он рассмеется. Но он молчит.

– Ты серьезно?

– А похоже, что я шучу?

– Нет, но ты, должно быть, бредишь, если думаешь, что я соглашусь пойти с тобой.

– Добровольно.

– Что?

– Ты никуда не пойдешь со мной добровольно. Но я могу придумать, как забрать тебя отсюда, и никто даже не заметит.

– Мой брат и кузены там, наверху, – шиплю я, выискивая их взглядом.

Ну же, Лэн, сейчас даже твое сумасшествие не помешает.

– Они тоже не заметят, – бросает он небрежно. – Если я захочу, о тебе больше никто не услышит, и ты попадешь в жалкую статистику.

Дрожь пробегает по моему позвоночнику, потому что знаю, точно знаю, что он не шутит, и если решит, то обязательно сдержит свое обещание.

– Остановись, – шепчу я.

– Возможно, я подумаю об этом, когда ты осуществишь мою просьбу и поедешь со мной.

– Значит, тебе все можно? Если ты действительно похитишь меня, то никто не заметит, поскольку я пошла с тобой добровольно?

– Верно, но я обещаю вернуть тебя в целости и сохранности.

– Уж извини, но я не верю тебе.

– Хм… – Киллиан снова и снова поглаживает мочку моего уха, словно пытаясь усыпить меня. – Что поможет тебе поверить?

– Ничего. – Я тяжело дышу, отчасти из‑за того, что он рядом и не перестает прикасаться ко мне. Мне не очень нравятся его прикосновения, и это видно. – Я не верю тебе и никогда не поверю.

– Как я уже сказал, никогда не говори никогда. – Его взгляд держит меня в заложниках секунду, две, и я клянусь, что на третью начинаю задыхаться. – Может, я докажу, что умею держать свое слово?

– Как, черт возьми, ты собираешься это сделать?

– Выиграю ради тебя предстоящий бой.

– О, значит, ты изобьешь Крея, который, к слову, мой кузен, чтобы доказать свою правоту. Вот это будет успех.

– Тогда я проиграю, – говорит он, не дрогнув. – Я дам себя избить, чтобы доказать, что держу слово.

Я раскрываю рот, но быстро беру себя в руки.

– Не надо.

– Ты получишь мой проигрыш. – Он снова перебирает мои волосы. – И ты будешь следить за каждой секундой, малыш. Если посмеешь уйти, я отправлю твоего кузена в кому.

– Ты… не посмеешь.

– Уверена?

– Какого черта ты творишь? Ты… сумасшедший?

– Наверное. Ведь безумие, зло и безжалостность безграничны и неподвластны законам. Лучше быть безумцем, чем дураком. – Киллиан наклоняется, и на долю секунды мое сердце перестает биться, когда он медленно, нежно целует меня в макушку. – Подожди меня, малыш.

А затем Киллиан исчезает, как и мое хрупкое здравомыслие.

Остается только наблюдать, как он проходит сквозь толпу и направляется к центру ринга.

 

Глава восьмая. Глиндон

 

Просто какое‑то сумасшествие.

И он тоже не в себе.

Я поняла это еще при первой встрече, но теперь убедилась на сто процентов. В том, что Киллиан – психопат, нет никаких сомнений.

Мои пальцы дрожат, и я прижимаю их к шортам, затем достаю телефон и нажимаю на кнопку «Экстренный вызов».

Гудок. Второй.

И тогда он отвечает полусонным голосом.

– Алло? Глиндон? – мужской голос говорит с привычной теплотой: – Ты здесь?

– М, да. Простите, если разбудила.

– Нет, я просто смотрел телевизор и задремал. Где ты? Как‑то шумно.

– Я на улице с друзьями. – Пинаю воображаемый булыжник. – Все возвращается, доктор Феррелл. Я не могу… больше не могу это контролировать.

– Все в порядке. Дыши. – Его голос звучит успокаивающе, как в тот первый раз, когда мама отвела меня к нему по моей просьбе.

Еще с подросткового возраста я страдала от сильного комплекса неполноценности и не могла спокойно жить в нашем доме и не делать что‑нибудь гадкое.

Не имело значения, сколько раз мои родители пытались поговорить со мной, я всегда находила способ спрятаться в своей голове и отгородиться от них.

Именно тогда и появился доктор Феррелл. Я не решалась поговорить со своей семьей, но смогла излить душу специалисту. Он научил меня понимать, когда наступает депрессия, говорить о ней, а не прятать ее. Рисовать ее, а не позволять разрушать изнутри.