Брак по принуждению. Ребенок по любви

– Имеет. Не вижу удовольствия наблюдать постоянно рядом страдающую жену.

Молчит. Мы как раз заходим в квартиру.

Ну где та раскрепощённая девчонка, которая забралась на постель, распахнула халат и кинулась на меня тогда, готовая на всё, только бы взял? Как её снова вытащить из этой унылой девицы, в которую за полтора года превратилась Мирослава?

Помогаю ей снять пальто.

Мы подходим к лестнице на второй этаж. Поворачиваю Миру к себе и прижимаю к груди. Отвожу растрепавшиеся пряди от её лица и начинаю осторожно целовать в губы.

– В душ пойдёшь со мной?

 

Глава 8

 

Мира

Я должна научиться контролировать свою ревность. Раз уж совсем не ревновать Водзинского не получается, нужно переключаться на что‑нибудь позитивное.

Но после услышанного случайно разговора жениха с какой‑то "хорошей девочкой" и его обещания с ней встретиться, во мне тихонько закипает бешенство.

Дочери публичного человека не пристало демонстрировать кому бы то ни было свои чувства. Не важно – радость это или отчаяние. И я научилась глубоко прятать эмоции даже от самых близких.

Но рядом с будущим мужем моё самообладание летит к чёрту.

По возвращении домой я рассчитывала быстренько юркнуть в ванную, а после зарыться в одеяла и притвориться, что сплю. Что‑то подсказывает, что уснуть сразу не получится.

Но Виктор ловит меня у подножия лестницы. Обнимает, заправляя за ухо выбившуюся прядь. Наклоняется и целует.

Я отвечаю, обхватывая его нижнюю губу. И сразу ощущаю вкус каких‑то сладких ягод.

Его ладонь гладит по спине, привлекая ближе. И под будоражащим действием этих прикосновений я открываю рот и впускаю его язык.

Он изучает меня, пробует. Поцелуй нежный, глубокий и очень вкусный. От него закипает кровь.

Виктор вдруг отрывается от меня, делает глубокий вдох и спрашивает:

– Пойдёшь в душ со мной?

У нас же сегодня всё равно что первое свидание. Всё слишком быстро для меня.

– Иди первый, – кое‑как выдавливаю.

Немного потолкавшись внизу, мы поднимаемся в спальню и начинаем раздеваться, не глядя друг на друга.

Виктор освободил для меня половину гардеробной. И днём я успела разложить свои вещи. Теперь вот думаю, в чём спать?

Когда сюда летела, и в мыслях не было, что мы будем ночевать вместе в одной комнате. Да ещё в одной кровати.

Намекнуть ему, что внизу еще есть диван? Глупо как‑то. Мы же взрослые люди.

Вода начинает шуметь. Он не стал меня ждать и действительно пошёл мыться первым.

В комнате полумрак. Три маленьких светильника на стене распространяют бледный желтоватый свет. Очень уютно.

Стою и пялюсь на кровать. Широкая и длинная, настоящий траходром, как бы сказала Ленка. Осторожно поднимаю взгляд к потолку. Нет, зеркал нет, к счастью.

Просто Водзинский очень высокий, крупный мужчина, отсюда и размеры такие гигантские. Главное теперь, не думать, что происходило в этом холостяцком логове раньше.

А сейчас, всё как тогда, в Белоярске. Я жду его из душа и жутко нервничаю.

И когда шум за дверью стихает, спешно хватаю самую неэротичную свою пижаму – длинные штаны и майку с динозавром.

Виктор возвращается. На нём белая футболка и тонкие домашние брюки, низко сидящие на бёдрах. Мокрые тёмные волосы стоят дыбом. Такой уютный и домашний, что хочется повиснуть на нём.

Но я, естественно, ничего подобного не делаю. Обхожу его по широкой дуге и закрываюсь в ванной.

Наполняю большую овальную чашу. Вставляю в уши наушники, включаю музыку и погружаюсь в воду.

День хоть и был сегодня вполне приятный, но очень волнительный. И стоило мне закрыть глаза и расслабиться, я тут же уснула. И очнулась от того, что холодно. Вода успела остыть.

Полтора часа плавала, ничего себе. Виктор подумает, что специально прячусь от него.

Яростно растираюсь полотенцем. Натягиваю пижаму.

Водзинский, похоже, спит. Свет выключил и не шевелится, раскинувшись посередине кровати.

Подкрадываюсь к постели и быстро лезу под одеяло, укрываюсь чуть ли не с головой. Но зубы продолжают стучать.

Хоть одеяло очень большое, Водзинский всё равно замечает мою возню. Чувствую его руку прямо на своём плече.

– Ледяная… – сонно бормочет.

– Уснула в ванне, вода остыла.

– Иди ко мне, погрею…

Он так обыденно это произносит… как будто это не первая, а сотая наша ночь вместе. Знаю, что мужчины к близости относятся куда проще. Может, у него сейчас ничего и не шевельнётся, а я уже напридумывала всякого…

Осторожно придвигаюсь к нему. И он тут же сгребает в охапку и прижимает к своей огненной груди. Мурашки от такого соседства начинают водить хороводы по моей коже. Все волоски на теле мгновенно становятся дыбом. Чувствительность – на максимум.

– Вставать неохота и искать пульт от кондиционера, – шепчет сзади мне прямо на ухо.

Мой пульс начинает разгонятся. Стараюсь дышать тише и не шевелиться лишний раз. Но он, наверное, понимает, насколько волнительно для меня происходящее.

Его дыхание тоже поначалу – тяжёлое и частое. Но никаких лишних движений он не делает.

А мне очень скоро становится жарко. Но так хорошо и уютно в этом коконе из одеяла, его широкой груди и крепких рук, что даже не пытаюсь вылезти.

Водзинский засыпает первым, а я еще долго не могу уснуть. Всё размышляю над нашим будущим вместе. И наслаждаюсь тем, что он так близко и обнимает меня.

Мысли о Викторе из головы не выходит даже во сне. Мне снится ночь моего восемнадцатилетия. Мы яростно целуемся в кровати. Чувствую жар его тела, словно наяву.

Это точно сон? А то вдруг я что‑то перепутала и снова пристала к Водзинскому, как тогда?

В этом сне никакой Алины у него нет, и можно делать всё, что вздумается.

Пока не проснулась, спешу урвать еще немного вымышленного счастья. Наваливаюсь сверху и целую. Без стеснения и страха, что оттолкнёт.

А он и не думает даже отталкивать. Хватает за задницу и вжимает в свой пах, приподнимая бёдра мне навстречу.