Целительница из Костиндора

Я еще не осмотрела мальчика, но и так чувствовала, чем он болен. Об этой моей (и бабушкиной) способности никто из деревенских не знал. Может быть, догадывались, но подробностей не спрашивали. Все и так подозрительно относились к целительской силе старухи, – поговаривали, что ей сам дьявол на ухо нашептывает.

И никто, конечно, не видел, как именно мы с бабушкой лечим людей.

– Георгий, – позвала я соседа, и тот, закончив спорить с женой, вытолкал ее наконец на улицу. – Подложи что‑нибудь ребенку под бок, чтобы он не свалился на пол. Ты пойдешь со мной в лес.

С улицы донесся плач Глафиры. Она выкрикнула ругательство, адресованное мне, не мужу, и ушла. Ослушаться мужа Глафира не смела.

Георгий только кивнул. Он понимал, что сейчас только я могу помочь Мишке, и молчал. Не спорил, не требовал позвать Клавдию.

Он растопил печь, пока я толкла травы и ягоды. Потом я сложила их в небольшой котелок и залила водой. Оставалось только добавить несколько соцветий пижмы… И кое‑что еще.

Я надела теплое пальто. Ночной воздух во время дождя был холодным. Георгий, видимо, очень торопился к Клавдии, потому что из одежды на нем были разве что брюки да легкая рубаха.

– Дверь приставь, – попросила я, когда мы вышли из дома.

Георгий выполнил просьбу и прислушался к звукам из дома: Мишка закашлял.

– В бреду он, – буркнула я. – Не очнется, пока нас нет.

Мы вошли в лес и сразу оказались в кромешной темноте. Георгий пару раз споткнулся о торчащие из земли корни, а я двигалась, внутренней силой «ощупывая» дорогу. Мне следовало сосредоточиться на поиске нужного растения, так что я остановилась и затаила дыхание.

– И что ты здесь найдешь в потемках? – грубо спросил Георгий. – Хоть бы лампу взяла из дому.

– Помолчи.

Еще день назад я бы не стала одергивать рослого мужика с такими громадными ручищами, что если бы он захотел, то одним ударом кулака свалил бы меня на землю. Но теперь во мне не было ни капли страха: все самое ужасное уже произошло. Я опозорена перед деревней, а моя бабушка, защитница, умерла.

Неважно, что еще приготовила для меня судьба: ей больше нечем меня напугать.

Я закрыла глаза, прислушалась к тихому лесу. Природа отзовется на магию и поможет отыскать то, что требуется.

Сверху надо мной встрепенулась птица, зашуршали листочки. Чуть дальше по тропе, ближе к оврагу, я «увидела» зайца. Зверек прятался в папоротнике, а его сердце билось во много раз быстрее положенного. Боится…

Следом я почувствовала, кого именно он боится. Совсем рядом, в нескольких шагах от нас, притаился тощий волк. Голодный, злой. Он принюхивался к ветру, искал упущенную добычу.

Я присела на корточки, коснулась ладонью мокрой травы. Сжала стебельки пальцами и принюхалась, совсем как тот волк.

Георгий впервые видел, как ведут себя травницы в ночном лесу. Но я и травницей в привычном понимании не была. Мне вообще следовало попросить Георгия остаться дома, но я не хотела, чтобы он случайно обнаружил, что Клавдии там нет.

– Что мы здесь делаем? – негромко спросил Георгий. В его голосе скользнуло раздражение.

– Ищем пижму, – отозвалась я с усталым вздохом. – Лукерья и твоя сноха разорили все наши запасы трав. Что‑то они выбросили, а что‑то растоптали. Если твой сын умрет, то ты знаешь, кого винить.

– Лживая ты, Анка. – Георгий сплюнул под ноги. – Никому до тебя дела нет, а уж моей Верке и подавно. Сдалась ты ей. Скажи уж правду – не заготовили трав, и я пойму. А врать мне не надо.

– Видимо, сдалась, раз она даже мою бабушку не побоялась и пришла. Небось Лукерьи идея была, да что с того? Лечить твоего ребенка мне теперь нечем.

Ладонь нестерпимо зачесалась. Я врылась пальцами в землю и прислушалась к внутренним ощущениям. Кустик пижмы растет неподалеку, но идти к нему придется в обход, так как на пути все еще стоит волк…

Домой я бежала. Сжимала в руке горсть соцветий, добытых с помятого куста. В дом влетела, снеся дверь, – Георгий поймал ее, иначе грохнулась бы на пол.

Я кинулась к столу, бросила пижму в котелок, поставила его на плиту. Теперь нужно торопиться: Мишкино дыхание слабело все быстрее, из горла вырывались хрипы.

Я замерла у люка в подпол. Посмотрела на Георгия, раздумывая, выгнать ли его на улицу, как мы с бабушкой всегда поступали с теми, чье присутствие не нужно.

Георгий сидел на топчане, едва касаясь здоровенной ладонью лба сына. Мишка весь был покрыт испариной, стонал в полусне.

– Выйди из дома, – попросила я, решив, что секрет лечения раскрывать не стоит.

Георгий стрельнул в меня сердитым взглядом, но все же ушел.

Я сдвинула коврик, открыла крышку люка. Спустилась вниз и на первой полке нащупала объемную шкатулку, обитую кожей. Бабушка говорила, что человеческой, но я ей не верила. Фантазеркой она была.

В этой шкатулке хранилось то, что позволяло нам выживать в Костиндоре. Ни бабушка, ни я не были знахарками, умеющими работать только с травами. Мы колдовали, обращаясь к черной магии, такой же которая когда‑то давно сделала из изгнанной Безликой темную колдунью. Слышала я эту легенду не раз, но сегодня узнала, что она вовсе не выдумка.

Перед внутренним взором возникла старуха с кривой палкой в руке. Мелькнули воспоминания о ее пленнике – сумел ли он спастись? В любом случае я сделала все, что могла. Больше нечем было помочь. Так что моя душа спокойна.

Я схватила шкатулку и выбралась из подпола. Вернула на место крышку, коврик.

Некоторое время понадобилось для того, чтобы приготовить и остудить отвар, после чего я принялась вытаскивать из шкатулки камни и свечи.

Руны на лунных камнях были пропечатаны четко, но спустя несколько столетий использования начали стираться.

Я сложила их в одну кучку в левом углу стола, а в правый поставила три скрученных свечи из воска с примесями трав: черную, белую, красную. Очищающая, наполняющая силой и та, что помогала избавиться от хвори.

Шкатулку я убрала на пол, а одну из рун бросила в котелок к отвару. Со снадобьем для Меланьи подобное было ни к чему: ее вылечит и обычный взвар из правильно подобранных трав. А вот малышу с чахоткой нужна помощь извне. От дьявола ли, от беса или от самой Туманной завесы – неважно. Он болел уже столько раз, что живет лишь благодаря колдовской силе.

Я посмотрела в окна и на дверь, убедилась, что Георгий не подсматривает, и принялась за работу.

От усталости я едва держалась на ногах: сил потрачено было немерено. Свечи давно догорели, в кухне вновь воцарилась темнота, рассеиваемая лишь отблесками пламени из печи.

Я утолила жажду, выпив целый кувшин воды. Приложила дрожащую ладонь ко лбу – липкий от холодного пота.

Мишка почти не дышал. Я не слышала биения его сердца, и, когда я начала вливать в маленький ротик снадобье с ложки, ребенок болтался на грани жизни и смерти.

Первая порция пролилась по губкам и стекла на шею. Вторую малыш сумел проглотить, но все еще пребывал в полусне. А после третьей распахнул глаза.