Что дальше, миссис Норидж?

Кристофер Оуэнс был смертельно болен.

Это было видно не только по его изможденности, но и по той ласковой отрешенности, которая появляется иногда у людей на пороге смерти.

Пациента пользовал доктор Хэддок. Болезнь хозяина не была секретом ни для кого в поместье, и миссис Норидж даже не могла вспомнить точно, от кого узнала о ней. Неделю назад, после очередного визита доктора Хэддока в Частервидж‑холл, она дождалась, когда доктор освободится после осмотра, и завела с ним беседу.

– Да, он очень плох. – Доктор Хэддок шел неторопливо, и гувернантке приходилось прилаживать свой быстрый шаг к его ходьбе. – У него то, что Гиппократ называл карциномой, а греческий врач Гален – oncos. Раковый яд распространился по всему организму. Его месяцы сочтены. Господь милостив: старик слабеет, но не страдает. Я приготовил морфий, однако он пока ни разу не понадобился.

 

3

 

Стоило сэру Кристоферу оказаться в комнате, его окружили заботой. Миссис Норидж оценила и температуру масла, подогретого ровно настолько, чтобы его было удобно намазывать на хлеб, и свежесть ростбифа, и белизну фарфоровой чашки. Дворецкий дирижировал невидимым хором, и каждая его скрипка, каждая флейта звучала во славу хозяина дома.

Старик сделал глоток и отставил чашку.

Возле него тотчас возник Диксон с чайником. Сэр Кристофер, слабо улыбнувшись, покачал головой. Дворецкий предложил половинку яйца, крошечный птифур, сыр, овсяную кашу – однако ничего из перечисленного не вызвало у его хозяина энтузиазма. Наконец, углядев на тарелке последний ломтик ростбифа, он негромко сказал:

 

Конец ознакомительного фрагмента