Чужая невеста. Баллада Пепла и Льда

Экзамен на благонадежность мне решил устроить? Я запихнул гордость куда подальше вместе с ругательствами, которые рвались с языка. Мне нужен этот футляр, а вестник действительно рискует. Он не прочь подзаработать, но не горит желанием попасть под трибунал.

– Ростом… – Я провел черту посередине груди. – Густые темно‑каштановые волосы.

Я не стал говорить, что теперь их цвет сильно изменился.

– Карие глаза.

Бархатные, когда она смотрит на меня с любовью, мягкие, будто бы светящиеся изнутри. Смотришь в них и проваливаешься в звездное ночное небо. Но когда она злится, глаза темнеют и мечут искры. Я буквально вижу, как они вспыхивают уже не светом, а пламенем.

– Чуть смуглая кожа.

Цвета топленого молока. Гладкая и нежная. Глядя на нее, я каждый раз борюсь с желанием попробовать на вкус каждый сантиметр ее тела.

– Губы… – Проклятье, куда меня понесло? – Это неважно.

Я вынужден был сглотнуть, заталкивая подальше воспоминание о шелке ее губ, об их леденцовом блеске, о лепестковой прохладе. О том, как сладки они на вкус. Как припухают и темнеют от страстных поцелуев и приоткрываются навстречу, приглашая продолжить.

– Любишь ее, – удовлетворенно сказал сапожник.

И как, бездна его дери, он это понял?

– На лбу у тебя написано, – усмехнулся мужчина, видно, считав вопрос по моим взметнувшимся бровям. – Ладно, стой здесь.

Он неторопливо двинулся к саням, подволакивая деревянный протез, порылся под войлочной полостью и вынул цилиндрический футляр, точно такой же, какими пользуются командиры во всех гарнизонах. Сквозь обе половины была продета суровая нить и скреплена сургучом.

Вояка приковылял обратно и протянул мне футляр. Повезло, что он имел дело со мной: ничего не стоило бы разобраться с калекой и вовсе не платить денег. Вроде умный‑умный, а дурак. Я, конечно, собирался выполнить свою часть договора. Вынул из‑под накидки кожаный кошель, чтобы отсчитать пять тэренов – более чем щедрое вознаграждение за старые бумаги. Однако бывший вестник поднял ладонь, останавливая меня.

– Если это для Али… Не надо. Память об отце, все такое. Неужто же у меня сердца нет? Забирай так. Видно, не зря хранил. Только ни слова никому, если спросят. А спросят – я в отказ пойду, мне проблемы не нужны!

– Конечно. Обещаю. И все‑таки возьмите…

– Нет!

Бывший вестник резко отвернулся, стараясь удержаться от соблазна, и похромал к саням. Догонять и впихивать деньги – только оскорбить его.

Я сунул футляр за пазуху, борясь с желанием распечатать его прямо здесь и сейчас, оседлал Шторма и заторопился в обратный путь.

Успел как раз к планерке между дежурствами. После того, как я провел на морозе несколько часов, в штабной палатке показалось слишком жарко и душно. Я плеснул себе из медного чайника густого бодрящего взвара, прислонился плечом к стойке для карт – лучше останусь на ногах, а то сморит – и прислушался к докладу Герти. Очень короткому, потому что за время дежурства ее отряда они не встретили ни одной твари.

– Не нравится мне это затишье, – покачал головой капитан. – Не к добру.

– Это ненадолго, – кивнула Герти. – Но парням надо отдохнуть, передышки иногда на пользу.

– Лейтенант Эйсхард, станешь менять лейтенанта Тронта, будь начеку: затишье длится уже три дня, может прорвать как раз в твое дежурство.

Герти оглянулась и посмотрела на меня. Снова этот взгляд из‑под опущенных ресниц: «Не передумал? Ночи все еще холодны…»

– Кстати, слышали, на границу собираются прислать кадетов для практики, – сказала Герти.

Я как раз делал глоток из кружки – подавился от таких новостей. Нет. Не может быть. Не сейчас, когда здесь так опасно!

– Что за бред! – сказал капитан. – Руководство там совсем охре… хм… с ума посходили?

Он задумался.

– Наверное, все‑таки третьекурсников. В качестве подкрепления.

– А вот и нет – первогодков. Тай, хорош кашлять! Простыл, что ли?

– Откуда информация? – недоверчиво прищурился капитан.

– Гарнизону под руководством полковника Вира поступил приказ об оказании всяческого содействия. Полковник орал в своем кабинете, что детям, мол, не место на войне и он не собирается носиться с желторотиками, когда и так непонятно, за что хвататься. Так орал, что о приказе узнали все – от офицеров до последнего рекрута. – Герти пожала плечами. – Вот теперь и мы знаем.

Капитан потер переносицу.

– Бред, – повторил он. – Какой‑то бред. Самое удачное время для реформ, ничего не скажешь. Кто с ними возиться‑то будет?

– Там какой‑то укрепленный отряд, то‑се… – Герти зевнула и потянулась, предвкушая отдых. – Хорошо, что не нас заставят возиться, а укрепленный гарнизон.

Один из двух оставшихся после Прорыва. В десяти милях к западу. Я прикинул, сколько мне понадобится времени, чтобы до него добраться. Добраться и расставить по дороге маячки, чтобы потом переместиться в три‑четыре прыжка. Однако в первый раз придется идти пешком: даже мерцающий не может прыгнуть в незнакомое место.

– Когда первогодки приедут на практику? – хрипло спросил я.

– Точно не знаю. Через несколько дней. А что? Тайлер, ты чего такой бледный?

– Я всегда бледный, – отрезал я.

Каждый нерв натянулся во мне, как тетива лука. Бездна и тьма! Эта ублюдская сиятельная мразь все‑таки приволочет Алю на границу, чтобы проверить ее дар. А меня не будет рядом, чтобы приглядеть и защитить? Ну уж нет, я просто обязан что‑то придумать!

– Лейтенант Эйсхард, можете идти, – сказал капитан. – Ваше дежурство началось.

Перед тем, как выдвинуться на обход территории, я завернул к себе в палатку, чтобы спрятать футляр. Я собирался внимательно просмотреть бумаги после возвращения с дежурства, но не выдержал, сломал сургуч, снял крышку и вытряхнул ворох донесений на спальник. Как я и предполагал – обычные ежемесячные доклады: сводка по патрулям и столкновениям с тварями, список потерь и ранений, отчеты по запасам и просьбы о пополнении.

Я застыл на корточках над россыпью бумаг, каждая с подписью полковника Дейрона. Взъерошил волосы, стараясь избавиться от разочарования. Почему я думал, что все будет так легко? Конечно, отец Алейдис не доверил бы информацию простому вояке.