Чужая ноша

«Большаков никогда не наложит ни на шов больше, всегда ровно столько, как в учебнике говорится» – эта шутка ходила по больнице, где он работал.

Анфисе ее рассказала бывшая одногруппница, работавшая там же анестезиологом, и Жихарева почувствовала обиду за мужа. Да, Григорий, может быть, бывал излишне педантичным, но разве для врача это плохо? Ведь лучше проверить несколько раз, чем недосмотреть и потерять больного.

Однажды отец вдруг отвел ее в сторону на дне рождения матери и негромко спросил:

– Тебе не кажется, что у Гриши психическое расстройство?

– Что?! – удивилась Анфиса. – Ты с чего это взял?

– Ты совсем не замечаешь, как он себя ведет?

– Папа, да в чем дело? Нормально он себя ведет, всегда таким был.

– Это меня и настораживает, – вздохнул Леонид Николаевич. – Он пересчитывает приборы на столе, стаканы, тарелки – ты не видишь?

– Человек хотел убедиться, что стол накрыт правильно и никто из гостей без прибора не останется.

– Это ресторан, Анфиса, и ресторан дорогой. Тут не ошибаются.

– Конечно! – огрызнулась она, неприятно задетая словами отца. – Можно подумать, тут не люди работают и не могут лишний прибор поставить или наоборот.

– А то, что он обувь всегда ставит носками к двери? – не отступал отец.

– Он с детства так привык, мне его мама рассказывала. Зато удобно – сразу обулся и вышел.

– Анфиса, ты напрасно так яростно защищаешь Гришу, я ведь не нападаю. Просто… ты ждешь ребенка, а…

– Папа! – перебила Анфиса. – Я не желаю продолжать этот разговор! У Гриши нет никакого расстройства, это все просто особенности характера, не более. И перестань намекать на то, что наш ребенок может быть нездоров, это не так!

– Хочешь я попрошу Ильина поговорить с Гришей? Просто побеседовать неформально, это ни на что не повлияет, – не сдавался, однако, Леонид Николаевич.

– Ильина?! Пап, ну, ты не услышал, что ли? Гриша нормальный, нор‑маль‑ный! – отчеканила Анфиса по слогам. – И в консультациях твоего ассистента не нуждается, какими бы они ни были – формальными или нет! И оставь уже Гришу в покое, очень тебя прошу!

Она не хотела признаваться отцу, что и сама замечает за мужем такие странности. Гриша пересчитывал даже кусочки сахара в сахарнице, мог точно сказать, сколько их там было утром, когда он закончил завтракать. Пересчитывал спички в коробке – вроде как между делом, думая о чем‑то, но делал это всякий раз, едва коробок попадал в поле его зрения.

Сперва это ее не очень настораживало, но теперь, когда отец сказал ей об этом открыто, Анфиса задумалась.

«А что, если это действительно проявление психического расстройства? И наш ребенок может унаследовать это… Почему мы не обсудили с Гришей такую возможность? Почему он скрыл, если действительно болен? Но с другой стороны, он ведь проходил медкомиссию при поступлении… Нет, папа просто излишне придирчив, он привык подозревать всех в психическом нездоровье, это такая профессиональная деформация…»

Эти мысли начали преследовать Анфису днем и ночью, она стала внимательнее присматриваться ко всему, что делал муж, и с каждым днем находила все новые симптомы, но заговорить об этом с Гришей не решалась.

«Как я могу сказать любимому человеку – иди, проверься у психиатра? Ну, вот если бы мне такое сказали, что я бы почувствовала, что сделала? – думала она, сидя утром в трамвае и прислонившись лбом к стеклу. – Это ведь обидно, да что там – просто оскорбительно… Но с другой‑то стороны, я ведь должна как‑то себя успокоить, я же теперь не только за себя, я же и за ребенка несу ответственность… надо с мамой посоветоваться, пожалуй».

Не то чтобы Анфиса очень уж надеялась на задушевный разговор или – тем более – совет от матери, они никогда не были особенно откровенны друг с другом, но и носить в себе такой груз она тоже больше не могла.

Тамара Андреевна ее выслушала, помолчала и произнесла:

– Олеся связалась с какой‑то дурной компанией, по‑моему. Не ночует дома…

Анфиса не верила своим ушам – она впервые за много лет пришла поговорить о себе, а мать снова переводит разговор на сестру. Она тяжело поднялась из‑за стола, оставив чашку с недопитым чаем и нетронутый кусок торта на блюдце, и вышла в коридор, начала одеваться.

– Анфиса! – донеслось из кухни. – Ты так и не сказала, как мне быть с Олесей. Может, ты с ней поговоришь?

«Разберись уже хоть с чем‑то сама! – рвалось у Анфисы из глубины души. – Это твоя дочь, а не моя! И это вы ее так воспитали, что теперь даже рот открыть боитесь! А у меня своих проблем полно, как выяснилось, и даже поговорить о них мне не с кем, я сама должна все решать, со всем разбираться и за все отвечать!»

Но она по привычке ничего не сказала, вышла на лестничную площадку и закрыла за собой дверь. Почему‑то заболел живот, Анфиса машинально положила на него руку и пробормотала:

– Не волнуйся, малыш, я никогда не заставлю тебя нести ответственность за мои решения. Даже если я рожу потом тебе сестру или брата, ты не будешь заменять им меня, обещаю.

 

Полина

 

Она не любила эту часть работы – наблюдать за тем, как происходит задержание. Ей всегда казалось, что ребята из ОМОНа действуют жестко, даже если подозреваемые представляли реальную опасность.

Полина понимала, что на самом деле все не так страшно, как выглядит, что кто‑то из задерживаемых может оказать сопротивление, ранить или даже убить кого‑то из сотрудников, потому все действия оправданы, а излишнюю жесткость всегда пресекает тот же Якутов, но внутри все равно оставалось это неприятное ощущение.

Сегодня все прошло как раз по этому сценарию, если не считать трех выстрелов, прозвучавших из крайнего домика – того, где, по сведениям Лисина, ночевали отец и сын. Якутов брал их сам, вместе с двумя бойцами они ввалились одновременно в окна и дверь и через пару минут уже выкидывали на улицу скрученных мужчин.

– Ты смотри, падаль малолетняя, – пробурчал оказавшийся рядом с Полиной Дергунов.

– Это что – молодой стрелял? – удивилась она.

– А то! – сплюнул оперативник. – Снять бы штаны – да по голой заднице ремнем!

– Никого не зацепило?

– Нет. Он в дверь стрелял, Якутов успел спиной к стене встать, а то бы аккурат в броник прилетело.

– Да ладно, не гони, – отмахнулся подошедший Александр. – Нормально. Все, Дмитриевна, они твои, с кого начнешь?

– А вот с молодого и начну, его сейчас хорошо колоть, он напуган. Давайте его в пустой домик, – распорядилась Полина.

– Я с вами, – заявил Дергунов, но она покачала головой:

– Я справлюсь. Вам второй, тот, что с ним был. С остальными позже поговорим, надо этих двоих по горячему разматывать.