Чёрный Город

Глупый вопрос, бессмысленный, не имеющий ответа – потому что подходит любой ответ. Да, Костя, Марк давным‑давно не стремился заводить друзей и вообще хоть какие‑то связи с людьми строить, ничего хорошего это не приносило. Но от тех связей, что есть, даже он избавиться не мог, они в него годами прорастали, если и вырвешь, то с частью себя, вот и зачем? Поэтому он узнал бы человека, которого помнил с детства, даже в таком аду.

И одновременно – нет, не Костя, потому что Кости больше нет. Есть тело, когда‑то принадлежавшее Косте, а теперь замершее у стены точно так же, как разбросанный во все стороны мусор. О причинах гадать не нужно, кровавый провал в груди все объясняет без слов, одежда пропиталась алым, лицо уже посерело… Глупо даже пытаться что‑то менять – хотя с опытом работы Марка почти не осталось ран, которые он не мог вылечить. А смерть вот вылечить нельзя…

От смерти можно только уйти, и он должен был. Потому что Костю не вернуть, а Марк по‑прежнему нужен людям, потому что обученные и опытные хирурги всегда в дефиците. Понятно, что кто‑то будет наказан за гибель Объекта‑803. Но точно не Марк, его примут где угодно, возможно, даже пустят в Черный Город, и для того, чтобы снова жить если не счастливо, то хотя бы спокойно, нужно просто сбежать отсюда…

А он вдруг понял, что не может. Не хочет. Не из‑за причин, которые способен объяснить – таких не было, к ним даже смерть друга не относилась, потому что друга этим не вернуть, и Костя уж точно такого бы не хотел. Это было не столько понимание, сколько ощущение: нужно остаться.

Эту правду принесла не пустота, нет, она как раз отступила, сменившись чем‑то другим, не затянутым в ледяной водоворот, а вырвавшимся оттуда. Пока еще непонятным, но с каждой секундой обретающим все большую власть.

Люди уже убежали – все, кто еще мог двигаться. Марк остался с телом Кости наедине, однако на него больше не смотрел. Он отошел от мертвеца, замер в центре полуразрушенной полыхающей улицы, расправил плечи – и вдруг рассмеялся. Неожиданно для самого себя. Одиноким смехом, который в опустевшем поселке звучал страшнее любых криков. Просто Марк вдруг понял кое‑что важное, казавшееся верным признаком безумия, но безумия нужного, спасительного даже.

Сегодня я остаюсь.

Марк прекрасно понимал, что для него это означает смерть. Он не боялся – ледяная воронка забрала страх, выпустив на его место ярость, а главное, дьявольское, непобедимое упрямство. Он бегал всю свою жизнь, и к чему это его привело? А остальных? Спасло кого‑то? Нет, не по‑настоящему так точно. Потому что все привыкли бежать – и забыли о том, что некуда тут бежать.

За спиной только Черный Город, который уверенно пожирает собственных детей. А в других сторонах, справа, слева, впереди – ничего. Сотни, тысячи километров пустынного и безжизненного ни‑че‑го. Дальше, за десятками горизонтов, можно найти разве что хищную тварь уровня Черного Города, так разве ж это лучше? Смерть везде, ее эта игра как раз забавляет, и победить можно только одним способом: остаться. Умереть – но на своих условиях!

Марк никогда не чувствовал истинной связи с Объектом‑803. Вырос он не здесь и за вполне долгую по нынешним меркам жизнь научился не привыкать к месту, которое все равно рано или поздно придется покинуть, когда наведается смерть. Да ему и не нужна была эта земля: мертвая, пыльная, прогоревшая насквозь, теперь еще и напитанная кровью…

Но сейчас, глядя на приближающихся тварей, он каждой клеткой, каждой каплей крови чувствовал: больше ни шагу назад. Даже если это не его земля – все равно его больше, чем уничтожающих все на своем пути уродцев. И какая бы она ни была, и даже если она будто уходит у него из‑под ног, отказываясь от защиты… Она достаточно твердая, чтобы упереться в нее и не отступать, этого хватит.

Впрочем, то, что Марк решился умереть, не означало, что он принимал смерть покорно. Черта с два! Нет, план был как раз в том, чтобы заставить хазаров заплатить подороже, утянуть их с собой, если не всех, то кого получится, зарыть их в эту землю. И плевать, что они машины и не поймут этого, он остается не ради них, не ради мести, не ради тех, кто уже убежал, он остается ради себя, и понимание этого наконец разбивало пустоту у него внутри, дополняя ярость и упрямство незнакомой, ни на что не похожей радостью человека, который по‑настоящему свободен, даже если ненадолго.

Когда он принял решение, мысли стали четкими и ясными, а полыхающие в груди эмоции давали сил, позволяя отстраниться от жара, усталости и боли. Две задачи: не сделать больше ни шагу назад и убить хазаров. Обе будут исполнены. Марк настроился на нейромодуль – так, как делал не единожды, как запускал машину внутри себя годами. Ему, как и другим врачам, позволялось использовать только то оборудование, на которое им выдавали лицензию, да многие так и делали, опасаясь гнева Черного Города. Но Марк давно уже заметил: коды управления другими машинами не так уж сильно отличаются, основа везде одна, и, если наловчиться, можно увидеть их все – причудливыми неоновыми линиями, сияющими в воздухе. Они указывали ему путь к тем машинам, которые были достаточно близко и могли подчиниться его нейромодулю.

Он потянулся к кодам – и он увидел их. Целая сеть, вспыхнувшая перед ним, перекрывшая даже пожар на руинах поселка. Так много… Да и понятно, почему: машины оказались погребены под обломками, но не уничтожены, они выдерживали атаку хазаров куда лучше, чем дома, построенные еще до Третьей Перезагрузки. Эти машины могли бы работать, если бы не сбежали люди, без операторов они становились бесполезным хламом. Но Марк готов был изменить это – все равно они больше никому не понадобятся.

Первым он подчинил робота класса «Спасатель», подтип «Антипламя». Не потому, что надеялся потушить пожар – это еще зачем? Нет, куда больше Марка интересовало то, что «Спасатель» был крупной, мощной, отлично укрепленной машиной. И теперь она, вдруг вырвавшаяся из руин, крепкая, как древнее пушечное ядро, устремилась навстречу извивающимся тушам хазаров. Они были более совершенными, более гибкими… и более хрупкими. А мощный «Спасатель», предназначенный для сохранения солнечной фермы, давил их, как валун, сорвавшийся с горы, давит кишащих в траве насекомых. Хазары пытались уклониться, резали его лезвиями так же, как резали «Офицеров». Но «Офицеры» поддавались быстро, сложные орудия делали их уязвимыми. «Спасатель» же исходил огненными искрами и вязкой пеной – но терпел, как живое существо.

И что‑то ведь получалось! Хазары, легко преодолевшие сопротивление «Офицеров», впервые прекратили движение вперед. Один и вовсе замер, передавленный пополам. Другие продолжали атаковать «Спасателя», однако больше не стреляли, и шансы на выживание людей, которые успели сбежать, резко повышались.

Но идея ведь была не в этом… Идея была в том, чтобы уничтожить всех роботов, пусть и умереть, однако показать при этом, что победа возможна. А одного «Спасателя» для такого недостаточно, и Марк, не отпуская первую машину, снова сосредоточился на сияющих в воздухе кодах, проверяя, что еще находится рядом.

Это тоже было безумием. Управлять несколькими машинами сразу не то что запрещено – невозможно! Нет, кто‑то умеет, те же Мастера Контроля, не говоря уже о Воплощениях Черного Города. Но откуда бы им, редким, гениальным, взяться в такой дыре, как Объект‑803? Сюда всегда добирались разве что операторы, такие, как Марк. Ну а операторы, с их скромными базовыми нейромодулями, способны на управление только одной машиной, той, на которую есть лицензия. Потому что иначе их ждет не наказание даже, а смерть, долгая и мучительная. Опытный хирург прекрасно это понимал… и все равно не остановился.

Он выбрал бытового робота класса «Универсал», находившегося достаточно близко к беснующимся в ловушке пены тварям. Кажется, это шестнадцатая модель… Или пятнадцатая… Хотя какая, на хрен, разница? Важно лишь то, что это один из роботов‑настройщиков – оснащенный лазерами разной мощности, способный подавать ощутимые электрические разряды, а главное, очень быстрый, достаточно быстрый, чтобы сравниться с хазарами.