Демон скучающий

– Николай? – удивился Селиверстов. – Ему зачем?

– Как ты правильно заметил, мы отожрали изрядный кусок от его наследства, а это весомый повод разозлиться. Ты хорошо его знаешь?

– Не очень, – медленно ответил Фёдор. – А когда Николай разошёлся с отцом, мы и вовсе перестали видеться. Пересекались иногда на светских мероприятиях, но и только.

– Я бы не сбрасывал его со счетов.

– Если так, то скоро Николай сделает предложение, и нам придётся вернуть ему то, что мы отобрали у его папашки, – рассмеялся Селиверстов.

– Или придумаем ответную гадость, – добавил Урмас, который не любил расставаться с собственностью.

– Будет зависеть от того, что у Николая на нас есть.

– Да, это важно. – Кукк помолчал. – Так что мы делаем?

– Пытаемся добраться до Абедалониума. В настоящий момент, против нас играет он, всё остальное – домыслы. Значит, нужно определить, кто он, кто его натравил на нас и на каких условиях он от нас отстанет.

– Звучит разумно.

– Спасибо.

Кукк выдержал паузу, словно хотел заказать ещё одну порцию коньяка, а затем, глядя собеседнику в глаза, спросил:

– Больше ничего не хочешь сказать?

Но смутить Фёдора у него не получилось.

– Ты об этом? – Селиверстов открыл на смартфоне фотографию и показал Урмасу. – Авторская копия «Демона скучающего» и благодарственное письмо от Абедалониума. Доставлены вчера.

– Мне тоже привезли вчера. Прямо на работу. – Голос Кукка дрогнул. – И мне это не нравится.

 

* * *

 

Шиповнику Феликс позвонил из машины, когда ехал от дома Орлика в «Манеж». Вчера, разумеется, тоже звонил, доложил, как добрался и устроился, сейчас же рассказал о мёртвом ювелире и его связи с делом Кости Кочергина. В конце доклада не забыл поделиться сомнениями:

– Слишком гладко, Егор Петрович. Преступление старое, следы наверняка заметали надёжно, несколько лет царила тишина, но всё рассыпалось, как по щелчку. Мы ведь не по следу идём, а улики лопатой в мешок собираем.

– Согласен, – отозвался Шиповник. – Будем надеяться, что токсикология покажет что‑нибудь интересное, тогда будет за что зацепиться.

– Будем, – согласился Вербин. – Если в естественной смерти Орлика возникнут сомнения, мне станет проще.

– Тебе уже сказали, что преступник найден, а значит, ты можешь ехать домой? – понял Шиповник.

– Пока – в шутку. Но если вы скажете…

– Ты знаешь, что я могу тебе сказать: ищи преступника.

– Спасибо, Егор Петрович.

– Ждал чего‑то иного?

– Никак нет.

– Вот и хорошо. – Подполковник помолчал. – Коллеги что‑нибудь узнали о Чуваеве?

Учитывая, что последним местом жительства убитого значился Санкт‑Петербург, москвичи направили запрос Гордееву, который вчера вечером сбросил информацию Феликсу.

– Родился в Таджикской ССР, отец был преподавателем в университете, мать – врач. Во время погромов в тысяча девятьсот девяностом семья бежала в Омск, а ещё через несколько лет эмигрировали в Германию, поскольку мать Чуваева – этническая немка. Но все они сделали себе двойное гражданство. Затем Чуваев объявился в Санкт‑Петербурге, купил квартиру, довольно долго жил в городе, а потом снова стал мотаться и жить на две страны.

– То есть почти такой же закрытый, как Абедалониум, – отметил Шиповник.

– Совершенно верно, – поддержал начальника Феликс. – И у нас нет никакой информации о том, что в прошлом Чуваева была художественная школа.

– Это ни о чём не говорит.

– Согласен, Егор Петрович, тем более что среди вещей Чуваева коллеги обнаружили альбом с карандашными набросками и сами карандаши.

– Вот видишь!

– Но лучше бы они нашли диплом выпускника художественной школы. Или Академии художеств.

– Педант.

– Раньше вы называли меня перфекционистом.

– Время идёт, всё меняется. Что с альбомом?

– На экспертизе. И я жду, сообщат ли немцы о возможном художественном прошлом Чуваева.

– А до тех пор ты не называешь его Абедалониумом, – усмехнулся Шиповник.

– Не могу.

– Представляю, как на тебя питерские злятся.

– Немного есть, – не стал скрывать Феликс.

– Как они тебе?

– Никита хорошо отрабатывает, грамотно. Считает, что Орлик не одиночка, а действовала – или действует – группа педофилов, и хочет их взять.

– А ты чем занимаешься?

– Думаю.

– И тем ещё больше раздражаешь руководство?

– Побойтесь бога, Егор Петрович, я с ними только познакомился.

– После первого знакомства ты особенно сильно раздражаешь. Потом наступает привыкание.

– Вам ли не знать…

– Что ты сказал?

– Никита передаёт большой привет.

– И ему передавай. – Фразы Шиповника стали рублеными, чувствовалось, что мысленно он уже вернулся к текущим делам. – У тебя сейчас какие планы?

– Иду на выставку, – ответил Вербин, который как раз притормозил у освобождающегося парковочного места.

– Ах, да, ты же в культурной столице.

– Так точно.

– Смотри не стань искусствоведом.

– Пока не звали, но если вы дадите разрешение…

– Всё, – отрезал Шиповник. – До завтра. – И положил трубку.