Демонология по Волкову. Сноходцы

Крипта была пустой. Если здесь кого‑то и собирались хоронить, то до этого дело не дошло. Или же саркофаги были по какой‑то причине вынесены отсюда. На каменных стенах кое‑где сохранились остатки краски, должно быть, когда‑то рисунки были и здесь. У одной из колонн валялась старая табличка, но надпись разобрать было уже невозможно. В этот низкий темный склеп не доносились звуки органа, но Алисе казалось, что она чувствует вибрацию, идущую по стенам.

Ладно, как минимум приносить ее в жертву здесь вроде бы никто не собирается.

Пока Алиса разглядывала тесный зал, Леон обогнал ее и направился в дальний угол. Там явно что‑то было, поэтому Алисе ничего не оставалось, как последовать за ним.

Оказалось, за массивной колонной спрятался небольшой каменный постамент. На нем не было ни единой надписи, зато сверху стоял деревянный ящик. Он давно рассохся, между деревяшками появились щели, через которые можно было разглядеть небольшую книжечку в черной обложке, хранящуюся внутри.

– Попробуй открыть, – попросил Леон, поднимая фонарь над постаментом.

Алиса подошла ближе, вытянула руку. За мгновение до того, как она коснулась ящика, что‑то внутри прошептало ей, что это плохая идея. Предупредило, но остановить не успело. Алиса коснулась рукой шершавой поверхности, и то же мгновение ее оглушило громким звуком, будто кто‑то ударил в массивный колокол в тот момент, когда она засунула в него голову. Алиса даже не почувствовала, как упала. В голове шумело, перед глазами расплывались разноцветные круги, а сердце, казалось, разорвало грудную клетку и теперь билось снаружи. Когда она снова обрела способность видеть, разглядела склонившегося над ней Леона. Он протянул ей руку, помог подняться.

– Значит, ты тоже не можешь, – загадочно произнес он.

– Тоже? – уточнила Алиса, трогая руками голову. Ей казалось, что та могла запросто развалиться надвое. – Ты уже пробовал?

Леон кивнул.

– Эффект был такой же, как у тебя. И у меня есть два варианта. Первый, плохой: здесь стоит какая‑то защита вообще от всех людей. И на взлом этой защиты мы потратим много времени, которого у нас нет. Второй, хороший: это защита от тьмы. Поэтому те, в ком есть тьма, не могут открыть ящик.

– Во мне нет тьмы, – заметила Алиса. – Прошло уже достаточно времени с тех пор, как я ее забирала у тебя.

– Однако она навсегда оставила в тебе свой след, изменила тебя. Если здесь хорошая защита, этого достаточно. Нам остается подождать Диму. Возможно, он сможет открыть ящик.

Алиса обхватила себя руками, чувствуя, что дрожит.

– А открывать его точно хорошая идея?

Леон пожал плечами.

– Не откроем – не узнаем.

– Отлично, – проворчала Алиса. – Тебе‑то все равно, а нам еще жить с тем, что мы выпустим из этого ящика.

На лицо Леона опустилась каменная маска, но Алисе не было стыдно за свои слова. Он сам приблизил свой конец, ее вины здесь нет.

– Давай выйдем на улицу, – предложил Леон, не глядя больше на нее. – Здесь слишком холодно.

Выйти из этого каменного склепа Алиса была только рада. Немного опасалась, что именно встретит их наверху, но церковь теперь снова казалась старой и заброшенной. Не было слышно органа, не горели свечи, не сидели на лавках люди с масками вместо лиц.

– Это была всего лишь иллюзия, – сказал Леон, заметив, как она нервно оглядывается по сторонам.

– А голову тебе едва не проломила тоже иллюзия? – не удержалась Алиса.

– В плохих местах так бывает. А это место определенно плохое, несмотря на то, чем было раньше.

Алиса промолчала. Она ведь и сама уже поняла, что называть это здание церковью больше нельзя.

***

На улице было по‑прежнему темно, но в городе уже наверняка занималось утро. Просто здесь, в лесу, светлеть начнет гораздо позже. Алиса прилично замерзла, поэтому быстро забралась в машину, съежилась и обхватила себя руками. Леон некоторое время стоял на улице, потом тоже сел, на водительское место. Завел двигатель, включил печку. Только когда в салоне зажглась лампочка, Алиса увидела его разбитую губу. Зачем он это сделал? Разве ему не все равно?

– У тебя кровь, – заметила Алиса, пряча подбородок в воротнике куртки.

Леон коснулся рукой губы, тихо зашипел, но потом отмахнулся:

– Заживет.

Алиса выдохнула сквозь стиснутые зубы, открыла бардачок, вытащила упаковку салфеток и маленькую бутылку воды. Знала, что они там есть, потому что сама положила всего несколько дней назад. Когда все еще было по‑другому. Смочила салфетку, наклонилась к Леону.

– Повернись.

Он послушно повернулся к ней, позволил ей вытереть кровь.

– На фига ты лез? – озвучила свой вопрос Алиса. Сама не знала, что хочет услышать в ответ.

– Боялся, что ты потеряешь сознание и мы потратим лишнее время, – пояснил Леон, стараясь поменьше шевелить губами, затем убрал руку Алисы. – Достаточно.

Алиса скомкала салфетку. Что ж, теперь он хотя бы честен с ней. Хотела промолчать, но все же сказала:

– Ты не помогаешь, Леон.

Он удивленно приподнял бровь.

– В чем именно?

– Не помогаешь мне сохранить остатки хорошего к тебе отношения.

– Не вижу в этом необходимости, – холодно заметил он. – Нравиться тебе в мои планы больше не входит. Я хочу, чтобы ты просто хорошо выполняла свою работу, за которую я тебе плачу.

Алиса сжала зубы, сунула мокрую салфетку в карман. Ну и черт с ним.

Все остальное время они сидели молча, пока позади них утренний полумрак не разрезал свет автомобильных фар. Старая кляча священника припарковалась за ними, отец Димитрий вышел из машины. Кроме привычной черной рясы на нем было еще пальто, и, если бы не редкая борода, Алиса не признала бы в нем служителя церкви.

– Спасибо, что приехал, – первым отозвался Леон, подходя ближе к старому другу.

– Пожертвованием отдашь, – хмыкнул тот. – Зачем позвали?

Он вопросительно посмотрел на Алису, будто ждал ответа именно от нее. Алиса промолчала, снова спрятав нижнюю часть лица в воротнике, а руки в карманах. К утру дождь прекратился, зато поднялся ледяной ветер, и она прилично замерзла сразу, едва только покинула теплый салон машины.

– Идем, – позвал Леон, углубляясь в лес.

Старое здание произвело на отца Димитрия неизгладимое впечатление. Сейчас оно выглядело таким же заброшенным, как и тогда, когда Алиса и Леон увидели его впервые, будто с наступлением утра все чары развеялись. Перекошенная дверь снова открывалась с трудом, окна смотрели на мир пустыми глазницами, внутри под ногами хрустел мусор. Переступая порог, Алиса с содроганием готовилась услышать орган, но тот молчал.