Девочка на лето

Раздается короткая пауза, и я знаю: в ее рассудительном, погруженном в себя мозгу она задается вопросом, был ли это сарказм? Однако для ее самолюбия это было бы слишком пагубно, поэтому вместо того, чтобы задавать мне вопросы, она в своей фирменной манере переключает тему.

– Ты уже видела своего отца? И его медсестру?

Я на секунду отодвигаю телефон от уха и беззвучно выкрикиваю в него непристойности, корча рожи экрану.

На мою удачу, в этот момент в вестибюль входит мужчина в рабочих ботинках и с поясом для инструментов. Сначала он выглядит пораженным моими выходками, затем разражается лающим смехом, а после идет дальше.

Я снова подношу телефон к уху.

– Пока нет. Я встречаюсь с ними завтра за ужином.

– Он ждал целую неделю, чтобы увидеть своего ребенка? – возмущенно говорит она. – Это эгоистично, даже для Клейтона.

Эй, леди, да ты написала книгу об эгоизме.

Хотя на этот раз она не совсем неправа. Я думала о том же самом с тех пор, как приехала в Авалон‑Бэй. Ну и что, что близняшки ездят в дневной лагерь, а у папы и Нии работа? Они по‑прежнему ужинают вместе каждый будний вечер, не так ли? Неужели так трудно пригласить меня присоединиться к ним?

С другой стороны, когда озлобленная бывшая ее мужа называет ее «его медсестрой», возможно, понятно, почему Ния не хочет, чтобы дочь этой озлобленной женщины приходила в ее дом. Комментарии по поводу «медсестры» тоже меня раздражают, тем более что это полная чушь. Ния никогда не была папиной медсестрой. Она была его физиотерапевтом после того, как он попал в автомобильную аварию вскоре после развода с мамой. Ему требовалась операция из‑за разрыва бицепса, а Ния отвечала за его реабилитацию. Вот так они встретились и полюбили друг друга.

– Мам, мне пора идти, – говорю я, сытая по горло всем этим разговором. – Бабуля ждет, когда я отвезу ее домой.

На самом деле бабушка увлечена разговором с Маккензи, они обе наклоняются вперед, оживленные обсуждением какой‑то темы.

– Хорошо, милая. Увидимся в следующем месяце.

– Не могу дождаться.

Я совершенно вымотана, когда возвращаюсь к столу. Разговаривая с мамой, я всегда чувствую себя так, словно только что поучаствовала в войне. Бабушка смотрит на меня с проблеском беспокойства.

– Все в порядке?

– Все хорошо, – вру я. Ведь я всегда так делаю. Нацепляю солнечные улыбки и притворяюсь, будто нападки на мою внешность, на моего отца, на всю мою жизнь не оказывают на меня никакого влияния.

– Я как раз говорила твоей бабушке, что сегодня вечером у меня дома будет костер, – произносит Маккензи, одаривая меня теплой улыбкой. – Приглашаю в гости парочку друзей. Не хотите ли присоединиться?

Мой первый порыв – вежливо откланяться и сказать «спасибо, но я занята». Мне так неловко с незнакомцами. Но потом мне приходит в голову, что парень Маккензи дружит с Тейтом. А это значит, что он может там быть. Следовательно, я, возможно, смогу набраться смелости, чтобы… что?

Наверное, пригласить его на свидание. Сделать ему предложение.

Сорвать с себя одежду и приказать ему перевернуть мой мир.

Ладно, может, не последнее. Но я вернулась в город уже неделю назад, и Тейт – единственный парень, который заставляет мое сердце биться чаще. Я чувствую, что пожалею, если хотя бы не попытаюсь перестать болтать и не попрошу его потусоваться вместе. И полагаю, лучшего времени, чем сегодняшний вечер, просто нет.

 

Глава 7

Кэсси

 

 

Близнецы Хартли живут в пляжном домике на сваях с огромным передним крыльцом, поблизости никаких соседей. Он совсем не похож на дом моих бабушки и дедушки, который был построен пару десятилетий назад и имел более современный вид. Этот дом выглядит так, словно принадлежал чьей‑то семье лет сто. Старый, немного хаотичный и источающий очарование, свидетельство времени и грубой ласки стихий. Однако крыша выглядит новой, а крытое крыльцо явно недавно покрасили – очевидно, ребята делают ремонт.

Входная дверь громко скрипит, когда Маккензи открывает ее, чтобы впустить меня.

– Привет! – Похоже, она рада меня видеть. – Ты пришла!

– Спасибо, что пригласила. – Я неловко тереблю шлевки своих джинсовых шорт. Несмотря на упреки матери, на мне укороченная футболка, из‑под которой видна полоска живота, и черные шлепанцы, которые Маккензи велит мне не снимать.

– Мы идем на задний двор, – говорит она, ведя меня через гостиную и кухню в стиле кантри к стеклянным раздвижным дверям.

На заднем дворе массивная терраса с видом на океан и винтовой деревянной лестницей, спускающейся прямо к песку. Один только вид стоит миллион долларов, и мои брови взлетают вверх, когда мы выходим на террасу.

– Ого, – замечаю я. – Вид просто офигеть. Я удивлена, что застройщики не попытались прибрать это место к рукам. И построить тут какой‑нибудь кондоминиум или что‑то в этом роде.

– О, они пытались, но мы никогда не продадим, – говорит Купер Хартли, появляясь позади нас. Он выходит из кухни без рубашки, босиком и в красных плавках. На обеих руках татуировки‑рукава, пресс твердый, словно камень, и мои глаза загораются, едва я бросаю на него взгляд.

Затем я моргаю, и слева от меня на шаткой лестнице возникает второй Купер. Тоже без рубашки, только этот Купер мокрый, будто только что вылез из воды. Когда он поднимается, с его высокого, мускулистого тела на пол террасы стекает морская вода.

– О, вау. – Я смотрю на Купера, затем на его близнеца. – Вы, ребята, и правда одинаковые.

– Не‑а, – говорит близнец. – Я выгляжу намного лучше.

– Чушь собачья, – возражает Купер.

Закатив глаза, Маккензи представляет меня Эвану, близнецу Купера, который одаривает меня сексуальной улыбкой, а после исчезает в доме.