Девочка на лето
– Пойдем, – говорит она, дотрагиваясь до моей руки. – Все уже на пляже.
Мы спускаемся к песку, вокруг ямы для костра беспорядочным кругом расставлены несколько шезлонгов и садовых кресел «Адирондак»[1]. Костер еще не разожжен, так как солнце пока не село, и на улице по‑прежнему так жарко, что костер кажется почти лишним.
На одном из шезлонгов платиновая блондинка устроилась на коленях у парня, который, даже сидя, выглядит массивным. Ростом не меньше шести футов и пяти дюймов, с огромными мускулистыми руками, которые, вероятно, могли бы поднять любого из присутствующих. Великолепная брюнетка в черных бикини‑стрингах развалилась на соседнем шезлонге, прокручивая ленту в своем телефоне, в то время как другая девушка с высоким конским хвостом и смуглым лицом стоит у пластикового столика, уставленного напитками, и наливает ликер в высокий пластиковый стаканчик.
Маккензи быстро представляет остальных.
Девушку за столиком зовут Стеф. Пара на шезлонге – Хайди и ее бойфренд Джей. Брюнетка – сестра Джея, Женевьева, которая также является невестой Эвана Хартли.
Это меня пугает.
– Вы, ребята, помолвлены?
– А то, – отвечает Женевьева. Она с вызовом прищуривает глаза, глядя на меня. – Вот только не надо про то, что мы слишком молоды. Я слышу это от своих братьев ежедневно.
– Вы слишком молоды, – ворчит ее брат, словно по команде.
– Я не собиралась это говорить, – уверяю я ее. – Просто так редко можно встретить людей, которые хотят пожениться в возрасте чуть за двадцать.
– Ну, нам бы завязать этот узел как можно скорее, если собираемся начать стругать детей. Мы решили, что хотим как минимум шесть. Не так ли, Хартли? – кричит она в сторону террасы.
Эван появляется у перил над нами.
– Семь, – кричит он в ответ. – Это мое счастливое число.
– Хочешь что‑нибудь выпить? – Маккензи направляется к столику, где я приветствую Стеф неуверенной улыбкой.
– Давай‑ка я приготовлю тебе то же, что и себе, – говорит Стеф, протягивая руку за другим пластиковым стаканчиком. – Я экспериментирую с новым рецептом. Беру немного водки со вкусом ванили и смешиваю ее с малиновым лимонадом. Это будет либо нечто сладкое, вызывающее рвоту, либо самое вкусное, что ты когда‑либо пробовала.
– Скорей бы узнать, – говорю я со смешком.
Ожидая, пока она смешает напиток, я бросаю взгляд на террасу, где близнецы смеются над чем‑то, стоя у перил. Кажется, Тейта здесь нет. Как и рыжеволосой девушки с вечеринки на прошлой неделе. Аланы. По какой‑то причине это вызывает крошечный укол ревности. Что, если они оба не здесь, потому что снова встречаются?
Я игнорирую тугой узел в животе и беру напиток, который протягивает мне Стеф. Мне хочется пить, поэтому я делаю большой глоток и только после того, как проглатываю, понимаю, во что ввязалась. Жидкость прожигает огненный путь к моему желудку и вызывает приступ кашля.
– Слишком сладко? – переживает она.
Я смотрю на нее, разинув рот. Мои глаза наполняются слезами, и я снова кашляю.
– Я едва чувствую вкус лимонада, – выпаливаю я. – Тут же в составе примерно на девяносто процентов водка.
Стеф улыбается.
– И что?
– То, что я такого не ожидала. Божечки. В следующий раз предупреди.
Мы присоединяемся к остальным у незажженного кострища. Стеф устраивается в одном из кресел, в то время как мы с Маккензи делим шезлонг. Я делаю крошечный глоток своего крепкого коктейля. На этот раз я предчувствую ожог от водки и принимаю сознательное решение не торопиться. От одного стакана этого напитка я могу набраться до беспамятства.
Маккензи и ее друзья ненамного старше меня, но по какой‑то причине рядом с ними я чувствую себя ребенком. Может, это потому, что они все такие великолепные. Женевьева, по сути, супермодель – длинные ноги, подтянутое тело, лоснящееся от масла для загара, солнцезащитные очки на дерзком носике. Маккензи, сидящая рядом со мной, выглядит так, словно сошла с дорогой яхты: полосатая футболка свисает с одного загорелого плеча, темные волосы распущены и каскадом ниспадают по спине.
Маккензи бросает взгляд на Женевьеву.
– Джен, прикинь, Кэсси – внучка Лидии Таннер.
– О, серьезно? – восклицает Джен. – Я была одержима твоей бабушкой, когда была подростком.
– Правда? – смеюсь я.
– О да. Раньше я постоянно видела ее в городе в этих больших солнечных очках и шелковых шарфах. Она всегда носила шарф, даже летом.
– И все еще носит. Это ее фирменный знак.
– Она была самой элегантной женщиной, которую я когда‑либо видела в своей жизни, – задумчиво говорит Джен. – Я хотела быть на ее месте, когда вырасту. Моей мечтой было однажды поработать на нее в «Маяке». Сама напросилась. Теперь я застряла, работая на эту девчонку. – Она тычет большим пальцем в Маккензи, но по ее сверкающим глазам я понимаю, что она шутит.
– Ты работаешь в «Маяке»? – спрашиваю.
– Буду, когда мы откроемся в сентябре. На должности генерального менеджера.
– Ух ты. Это большая ответственность, – говорю я ей. – Я помню нашего старого менеджера, британца. Его звали Джеймс Де Врис. Бабушка привезла его самолетом из Лондона, после того как переманила из какого‑то пятизвездочного отеля неподалеку от Букингемского дворца. Он всегда носил этот темно‑синий блейзер с золотым…
– …галстуком‑бабочкой, – заканчивает Женевьева, громко усмехаясь. – О, я помню его. А ты, Хайди? Мистер Де Врис?
– О боже мой. Да. – Смех Хайди кажется немного злым. – Мы перепрыгивали через забор в зону бассейна и пытались занять чужие беседки с лежаками, а Де Врис появлялся, черт возьми, из ниоткуда.
– И каждый раз, – продолжает рассказ Джен, – каждый чертов раз он приветствовал нас своей мягкой улыбкой и вежливо спрашивал, не являемся ли мы гостями этого прекрасного заведения, хотя явно знал, что мы просто кучка ворвавшихся подростков, нарушающих правила.
– Но он никогда нас не выгонял, – добавляет Стеф. – Чувак был классным. Он провожал нас через парадные двери, а затем наблюдал, как мы уходим, при этом чопорно помахивая рукой, как королева Англии, весь такой утонченный.
[1] Модель кресел для отдыха на открытом воздухе с широкими подлокотниками, высокой решетчатой спинкой и сиденьем, которое спереди выше, чем сзади.
