Девятый
И она – крошечный осколок существа, которое мы зовём серафимом. Существа, построенного из чего‑то, что я даже постичь не смогу, как она там сказала? Процесс, нарушение топологии, диссипативная структура, устойчивая волна…
Какой‑нибудь грязный свинопас или бесправный батрак в средние века мог украдкой бросить взгляд на проезжающую в карете принцессу – и помечтать, что он спасёт короля, найдёт гигантский клад или победит дракона. Станет равным или хотя бы достойным.
У меня даже таких наивных иллюзий нет.
Это пропасть, которую невозможно перешагнуть. Её даже осмыслить невозможно.
Лучше бы ты была инопланетянкой. Разумной медузой или червём в человеческом теле. Это куда ближе. С медузой я бы попытался поладить.
– Я то, что я есть, – сказала Эля. – Даже в этом теле. Прости, Святик Морозов.
Я вдруг понял, что все смотрят на меня.
Смотрят с сочувствием. Даже Боря.
– Сейчас я уйду, – продолжила Эля. – Мне надо поговорить с командиром базы. В том числе и для того, чтобы у вас всё было хорошо. Потом я загляну кое‑куда. И отправлюсь… – она улыбнулась, – в убежище. Думать. Искать выход. Я хочу спасти этот мир. Это моя функция, пилоты. А вы… выполняйте свою. Не лезьте в игры больших сил, делайте свои маленькие дела правильно и вовремя!
– Мы что‑нибудь можем сделать для тебя? – деловито спросил Эрих.
– Хорошо, что именно ты задал этот вопрос, Эрих. Если я решу, что мне нужна помощь, я обращусь. Лично к тебе.
Она перевела взгляд на меня прежде, чем я успел обидеться или расстроиться этим словам.
– Святослав, ты помог мне на Юпе, я обещала вернуть долг. Так и случилось.
– В расчёте, – горько сказал я.
– Но ты опять меня спас, – продолжила Эля. – Так что зови снова, если что. А когда зайдёт Кассиэль, то передай ему привет и скажи, что я помню его тензор.
– Тензор? – с сомнением спросил я. – Какой ещё тензор?
– Тензор Риччи. Он поймёт.
Кожа Эли засветилась, когда ореол проступил над ней – и она исчезла.
– Чур я первый в туалет! – завопил Боря и метнулся к двери. – Это она так угрожает Кассиэлю, поняли? Что‑то типа «знаю где тебя найти»!
– Дверь закрой, балбес! – крикнул я.
– Серафим велела делать малые дела вовремя! – хихикая откликнулся Боря, но дверь всё‑таки закрыл.
– Какой невоспитанный малыш, – чопорно произнесла Хелен. Села на кровать, где только что сидела Эля и глубоко вздохнула: – Ах! Тут пахнет ангелом небесным и её мудрыми словами!
Вот и пойми, что у Хелен в голове, что из услышанного она поняла и как. Может для неё все наши разговоры – как одно‑единственное слово на ангельском, от которого кровь из ушей идёт?
– Хорошая у тебя подружка, – задумчиво произнёс Эрих.
– С чего бы моя? – огрызнулся я. – Она вроде пообещала к тебе за помощью обратиться, если потребуется!
– Ну, есть то, в чём я объективно лучше всех, – спокойно ответил Эрих. Встал и потянулся. – Пойду‑ка спать. Не бери в голову, Слава!
Вначале я думал, что не смогу уснуть. Под утро, да ещё после такого дня…
Но Борька, рухнувший на свою кушетку, отрубился мгновенно. Я полежал минуту, пытаясь придумать, в чём Эрих лучше меня.
В полётах и сражениях?
Ну так чем может помочь даже самый лучший пилот ангелу высшего чина? Пусть даже такой травмированной, как Эля…
Так что я закрыл глаза, поймав напоследок цифры на часах: «4:36» Подумал, что мы всё равно пока не летаем, временно отстранены, спать можно хоть до обеда.
И уснул, чтобы проснуться в другое время и в другом теле.
– Часто случаются такие приступы, Святослав?
Вопрос был докторским, интонации тоже соответствовали.
Но лётчик Святослав Морозов сидел не в кабинете врача, а на пляже. До горизонта раскинулось море, а может быть и океан – спокойная гладь с мягкими волнами, накатывающими на песчаный берег. Было жарко, но дул легкий ветерок, да и Святослав был в одних плавках, мокрый – видимо, только что окунался в море.
Меня пробило обидой. Уж если снова оказался в сознании своей основы, так стоило бы чуть раньше! Я люблю купаться в бассейне, но они у нас небольшие, да и в низкой гравитации это как‑то странно. Наверняка в настоящем море ощущения другие.
– Тридцать пять раз случалось, – ответил Морозов. – Память у меня хорошая, да такое и трудно забыть. Первый раз в детстве, лет в двенадцать‑тринадцать.
– То есть примерно раз в год, чуть пореже? – спросил его собеседник.
Это был худощавый мужчина, немолодой, лет пятидесяти, в очках с тонкой оправой, короткой прической ежиком, загорелый, тоже в плавках. Я подумал, что он, похоже, ровесник Святослава, по разговору чувствовалось. Только моя основа была гораздо мускулистее и спортивнее.
– Примерно, – согласился Святослав. – Но не равномерно… О, стих получился.
Святослав глотнул из жестяной банки, стоявшей рядом. Ну вот, опять пиво! К тому же тёплое, вдвойне гадость!
Его собеседник отпил из такой же банки.
– И как ты это чувствуешь? – очень спокойным, каким‑то обволакивающим голосом поинтересовался он.
Мозгоправ, точно. Я‑то с ними постоянно общаюсь, даже не помню себя без них.
– Ну… – Святослав замялся. Я чувствовал, что он готовился к этому разговору, заранее репетировал рассказ, но сейчас засомневался. – Вначале просто ощущение неприятное, тягостное. Будто что‑то приближается, что‑то должно случиться. Примерно полчаса длится. А потом – раз! Как отрезало. Но возникает другое… словно я – это не я. Будто во мне другой человек. Но он… – Святослав покрутил рукой перед собой, разглядывая пальцы. Я увидел тонкое обручальное кольцо, маленький шрам на ладони, коротко постриженные ногти. – Но он – тоже я. Понимаешь?
– Понимаю, – спокойно ответил очкарик.
Святослав взял с песка пачку сигарет, зажигалку. Закурил.
– К психологу идти не хочу. Спишут к чертям собачьим. Вот… решил с тобой поговорить. Приватно.
– И правильно решил, – сказал очкарик.
– Не подумай, с алкоголем это не связано. И никакой дряни я не курю, не глотаю.
– Свят, да мы с первого класса знакомы, – ухмыльнулся очкарик. – Если у тебя это в детстве началось… ты, по‑моему, только после школы первый раз пива выпил.
Свят кивнул. И резко спросил:
– Володька, у меня шиза? Скажи честно?