Девятый

Я пару раз поел, внимательно прочитал подготовленные для меня документы по «Гаргантюа», просмотрел досье на экипаж, поспал, положившись на искина. Человек на его месте наверняка бы попытался продолжить разговор. Нейросеть лишена любопытства, она может его лишь имитировать. Это железное правило, сложившееся после Шанхайской катастрофы.

Но в качестве зеркала, показавшего мне мои же догадки, искин отработал хорошо. Полезно порой слышать свои мысли со стороны.

Уотс верил в то, что на корабле мятеж. Чего‑то он мне не договорил или не показал, но основания у него были. А ещё он, наверняка, считал мои шансы вернуться живым невысокими. Но для него это была очень удобная ситуация: произошло чрезвычайное происшествие, я сам согласился лететь на помощь, для подстраховки были посланы другие истребители. У ангелов нет оснований предъявлять претензии.

Ведь кто я для Уотса?

Чужак. Пилот с Каллисто, натворивший всякого и переметнувшийся на другую базу, да ещё и компанию с собой прихвативший! Причём претензии высказать не рискуют ни с Юпитера, ни с Земли.

Что Уотсу со мной делать, даже когда прибудут и подрастут клоны? В патрули посылать? А вдруг я снова чего‑то натворю? И давить на меня опасно, в друзьях настоящий серафим, пусть и какой‑то дефектный.

Лучше всего, если я исчезну. Героически.

Думать про это было обидно, я выкинул такие мысли из головы и снова погрузился в дрёму, попросив искина разбудить меня за полчаса до сближения. Когда твоя работа – космический патруль, то быстро привыкаешь засыпать при необходимости.

До «Гаргантюа» оставалось всего пятьдесят километров.

Грузопассажирский корабль огромный. Длиной он в сто пятьдесят шесть метров, в диаметре – от сорока в кормовой части и до двух метров в носовой части. Издали корабль может показаться исполинским конусом, но на самом деле это восьмиугольная пирамида. Обтекаемость «Гаргантюа» не нужна, он никогда не входит в атмосферу.

Четыре двигателя корабля вынесены в стороны на решетчатых плоских пилонах, выполняющих функцию теплообменников. Размещать в корме их не стали, потому что корабль тащит за собой грузовые баржи – здоровенные цилиндры с собственными двигателями. В них есть несколько пассажирских отсеков, но в полёте они пустуют. Когда корабль выходит на орбиту вокруг планеты, пассажиры переходят в баржу через надувные коридоры. Наверное, для гражданских это целый аттракцион.

На первый взгляд кажется, что цилиндры с кораблем ничем не связаны, но на самом деле они пристыкованы к четырем тонким тросам. Там использована какая‑то сложная мономолекулярная технология сращивания вольфрамовых и титановых нанотрубок, благодаря которой тросики толщиной в карандаш прекрасно удерживают баржи при разгоне и торможении. Но чудес не бывает, боковые нагрузки для тросов опасны, поэтому «Гаргантюа» разворачивается плавно и величественно, пока не «подвесит» баржи по оси вектора движения.

Сейчас разворот был завершён, все четыре двигателя работали, создавая тягу торможения примерно в половину земного притяжения. Выглядел корабль совершенно нормально – дрожало голубое свечение в дюзах, светились никому не нужные сигнальные огни, в нескольких настоящих иллюминаторах из просветленного титана горел жёлтый свет.

«Пчела» приближалась к кораблю по спирали, будто наматывая нитку на гигантскую катушку. Я осматривал «Гаргантюа» и глазами, и на экране радара, хотя искин уже вынес своё заключение: никаких чужих объектов поблизости нет, корабль не выглядит повреждённым, ответчик отработал правильно, корабельный искин выдал траекторию на сближение с четвертым шлюзом.

– Сигма один, – сказал я, когда расстояние сократилось до двадцати пяти километров. – Приветствую грузопассажирский корабль «Гаргантюа». Моё имя Святослав Морозов, я прибыл согласно вашему запросу. Прошу разрешения пристыковаться и подняться на борт.

Никакой реакции. Хотя нет, реакция есть, у шлюза замигали зелёные огни, а створки внешнего люка раздвинулись. Но ни слова в ответ.

Да что ж это такое?

– Начинай медленное сближение, – велел я. – Установи связь с базой Титан.

– Выполняю, – ответил искин.

В динамиках возник звук. Сигнал цифровой, помех нет, но когда связь установлена, то даже тишина становится живой, будто дышать начинает.

– Сигма один, – сказал я. – Сближаюсь с «Гаргантюа», ничего необычного не наблюдаю, получил автоматическое визуальное подтверждение стыковки и курс сближения. У меня вопрос к генералу Уотсу. Прошу уточнить, на основании чего была принята версия о мятеже экипажа. Нет ли какой‑либо дополнительной информации, которая может быть полезной?

Так, вопрос я задал. На ответ, даже если Уотс в штабе, а скорее всего так и есть, надо рассчитывать секунд через десять. От меня до Титана почти в четыре раза дальше, чем от Земли до Луны.

«Пчела» сближалась с буксиром. Мы шли с «Гаргантюа» почти по одной траектории, одновременно притормаживая относительно Титана и будто вальсируя друг с другом. В детстве у нас на один год ввели занятия танцами, но потом почему‑то отменили. И ещё кучу всяких интересностей убрали – рисование, музыку, литературу. Видимо, не укладывались в план подготовки.

– База Титан – Сигме один, – раздалось в кабине. – Это Уотс, сынок. Сигнал чёткий, видим «Гаргантюа», твоё решение о стыковке одобряем. И тебя видим. Рад, что ты в хорошей форме.

Понятно.

За мной наблюдают, как я и ожидал. И мой разговор с искином Уотс слышал, пускай и в записи.

Как я этого и хотел.

– К сожалению, наши данные говорят о мятеже. С «Гаргантюа» шла контрольная трансляция на базу: фотография рубки и нескольких ключевых точек раз в минуту. Передача прервалась за четверть часа до сообщения капитана Дюваля. На последнем снимке инженер Себастьен Моро находится у пульта управления связью, положение его рук допускает отключение системы контрольной трансляции. Добавлю, что систему не отключить случайно и о её существовании знал только капитан.

Генерал замолчал.

А я внезапно понял, почему Уотс упустил этот маленький факт в разговоре. Такая же система, вероятно, стоит во всех истребителях. И каждую минуту, если связь с базой установлена, «пчела» сливает информацию о происходящем в кабине.

Да, мы все были уверены, что разговоры все пишутся, а по запросу включается камера. Но постоянную фото или видеофиксацию почему‑то не предполагали.

Блин, как‑то неприятно.

– Мне нравится твоя дотошность, – добавил Уотс. – Я принимаю твои размышления как знак доверия. Даю слово офицера, что никакой дополнительной информацией не располагаю и всецело на твоей стороне. Разберись, что там произошло, хорошо?