Девятый

Потолок и пол тоже были вскрыты, пусть и не так повсеместно. Панели освещения не тронули, они свисали на проводах, чуть раскачиваясь от каких‑то микродвижений корабля или потоков воздуха из вентиляционных решеток. От этого свет становился дрожащим и тревожным. А ещё звуки работающей техники (на любом корабле полно звуков, тишина – признак мёртвого корабля) были слышны непривычно громко – и шум газов‑жидкостей, бегущих по трубам, и гудение компрессоров и насосов, и даже тихое электронное жужжание приборов под нагрузкой.

Ощущение, если честно, было кошмарное – словно я оказался внутри тела заживо освежеванного монстра. И хотя всё вокруг ещё функционировало, казалось, что это ненадолго. Последняя предсмертная судорога, подергивание трупа, упавшего на электрические провода.

Да, и конечно же, меня никто не встречал.

– Кто здесь! – закричал я. – Что происходит?

Мой голос бесследно утонул в разгромленном коридоре.

Я обернулся, резко ткнул в кнопку открытия шлюзовой. Здесь стена тоже была вскрыта, но замок бережно вынули из переборки и зацепили за какой‑то кабель. Явная забота обо мне, и это пугало ещё больше.

Дверь открылась. «Пчела» стояла на месте, болван волочил к ней голубой кислородный шланг.

Ну хорошо. Путь к отступлению свободен. Как там советовал искин? Понять игру и убежать? Кажется, я готов прислушаться.

Вот только я пока ничего не понял!

Дверь подождала немного и закрылась. Я вздохнул, осторожно прошел метров пять по сохранившейся части пола, разглядывая вскрытые стены.

И заметил то, что меня совсем уж встревожило.

Стены не просто были вскрыты. Часть корабельного нутра отсутствовала! Вот тут явно стоял какой‑то электронный блок, отключенные от него провода свисают к полу. А здесь было устройство, потребляющее сжатый азот, электричество и воду. Что это вообще такое могло быть? Ну, допустим, это вход азотной магистрали, а это четыре выхода… какое‑то газовое реле? А зачем в него подведена вода? Что на корабле могло требовать периодически поступления азотно‑водной смеси?

Ума не приложу. Я не инженер.

Но факт остаётся фактом – процентов десять‑пятнадцать приборов и механизмов из стен вынули и куда‑то утащили.

Бросив догадки, я быстро пошёл по кругу, игнорируя двери и коридоры к лифту. Минуты через две я вернулся к четвертому шлюзу. Не удержавшись, ещё раз заглянул внутрь. К «пчеле» уже были пристыкованы все кабели и трубопроводы. Болван неподвижно стоял рядом, разбирать истребитель не пытался.

А учитывая то, что весь коридор оказался в таком же состоянии, как у четвертого шлюза, я вполне допускал такую попытку.

Так.

Что мы имеем?

Меня вежливо впустили. Открыли шлюз и дали курс сближения. В шлюзовой все совершенно нормально.

Круговой коридор на корме «Гаргантюа» вскрыт на всем протяжении, отсутствует изрядная часть оборудования.

Срочный ремонт? Что‑то было повреждено и вышло из строя?

Но куда и зачем утащили приборы?

Стоп!

Я ведь ещё об одной проблеме не подумал.

Время!

Сколько нужно времени, чтобы поснимать все панели? Куда‑то их унести? Потом отключить механизмы, да ещё и не угробить при этом «Гаргантюа»? Успеют ли это сделать двенадцать членов экипажа, среди которых кок, два стюарда и врач, не имеющие особого опыта инженерной работы?

Нет, наверное, за сутки можно справиться. Если все работы ограничились кормовым коридором.

Я смирился с неизбежным и шагнул в коридор, ведущий к транспортной шахте. Коридор короткий, всего‑то метров пять, но и тут часть переборок была вскрыта. По пути попалась дверь резервного медотсека, я открыл её, заглянул.

Ну что ж, одной загадкой меньше. Большая часть медотсека была заполнена снятыми со стен панелями. Их стаскивали сюда, чтобы не мешали работе, клали одну на другую, грубо, но максимально используя пространство, до самого потолка, тремя высоченными стопками. Из‑за этого часть световых панелей оказалась закрыта, работала лишь одна и медотсек был погружен в мрачноватый сумрак.

Наверное, все каюты на корме забиты этими панелями.

О медотсеке при работе явно не беспокоились. Койка была поднята к стене, шкафчики сдвинуты в угол. Несколько пузырьков и ампул при этом разбились, какие‑то таблетки рассыпались, это ж как надо было всё швырять! В воздухе остро пахло дезинфекцией и лекарствами.

Операционный стол, который к стене не поднимался и вообще жестко крепился к полу, ухитрились отсоединить и оттащить к стене. На нем валялись медицинские приборы, наркозный аппарат, портативный рентген‑планшет, скомканные голубые простынки и бинты…

Я сглотнул.

На простынях и бинтах были бурые пятна крови.

Плохо. Очень плохо!

Быть может, я увидел достаточно, чтобы покинуть «Гаргантюа»?

Ну, хотя бы вылететь из корабля, послать сообщение, посоветоваться?

– Эля, – сказал я вслух. – Не знаю, как это работает и работает ли вообще. Но если что… нет, я не прошу сейчас помочь. Но мне страшновато. Да. Тут что‑то странное, правда!

Вряд ли это засчитывается за молитву, и уж тем более за призыв о помощи. Так, жалоба в пространство. И никакого ответа.

Но мне стало немножко легче.

Я вышел из медотсека.

Так. Проверить другие помещения? Или фиг с ними, наверняка там что‑то подобное.

Решено, буду двигаться вверх. На «Гаргантюа» двенадцать обитаемых палуб, остальное пространство занято грузовыми отсеками. Надо мной главные трюмы и топливные баки, надо подняться на двадцать пять метров, там будет главная пассажирская. Тут же толпа музыкантов, а ещё писатель, иллюзионисты и девчонки из группы психотерапевтической поддержки!

Я подумал, кого мне больше всего хочется спасти. Скрипач был хороший, рокеры прикольные, писатель забавный. Но, конечно, в первую очередь надо спасать девушек.

Если получится.