Девятый

Обзорные купола в рубке «жука» выдаются вперёд, придавая штабному кораблю характерный пучеглазый облик. Из‑за этих фасеточных куполов, за которыми торчат стволы лазерных излучателей, да ещё четырех раскрывающихся крыльев‑теплообменников сверху, корабль и получил своё название. Со стороны он и впрямь похож на майского жука, особенно когда реактор работает и крылья раскрыты.

Я смотрел в пустоту.

Нет, наверное, в Солнечной Системе более ужасающего места чем бездны между двумя планетами‑гигантами. Между Землёй и Марсом не так уж и далеко, да и Солнце там куда ярче. Между Марсом и Юпитером лежит пояс астероидов – о, конечно, он совсем не похож на мультяшную суету из несущихся одна за другой скал, но всё же… А вот начиная с Юпитера расстояния обретают иной размах.

При нынешнем расположении планет (весьма удачном) нам предстояло преодолеть миллиард километров пустоты. По меркам Вселенной – ничто. По человеческим – вечность. Если бы человек мог преодолеть этот путь пешком, он шёл бы тридцать четыре тысячи лет. Это весь срок существования человеческой цивилизации, от пещерных времён и до наших дней.

Немного самонадеянно считать, что мир таких размеров, с септиллионом звёзд и планетных систем, был сотворён ради человека, верно?

Но по крайней мере я могу им любоваться.

Тьма, усыпанная звёздами. Говорят (сам я могу опираться лишь на обрывки воспоминаний настоящего пилота Святослава Морозова), что с Земли звёзды не так красивы. Атмосфера рассеивает и размывает цвет, Сириус и Вега из голубых становится бело‑голубыми, Бетельгейзе из яркой оранжево‑красной звезды превращается в бледно‑красную, и даже пылающий будто рубин Антарес становится тускло‑красным. К тому же многих звёзд с Земли просто не видно.

Передо мной разлилось звёздное море. Голубые, белые, жёлтые, оранжевые, красные, не мерцающие, пылающие ровным чистым огнём звёзды. Яркая желтоватая точка – Сатурн. С такого расстояния невооруженным глазом колец не увидишь, но я знал, где его искать.

Бесконечность.

Смертельная и прекрасная пустота.

Когда люди осознали размеры Вселенной, вышли в космос, увидели планеты у чужих звёзд – вера в Бога стала уделом тех, кто умирает и готов схватиться за любую соломинку. И политиков, конечно, потому что любая вера – отмычка, взламывающая разум.

Но потом на Землю пришли ангелы и демоны. И всё снова смешалось.

Мне двадцать лет. Я выращенный на Луне клон земного пилота Святослава Морозова, он моя основа. Нас таких около тысячи, мы созданы из живых клеток или мёртвого праха, среди нас есть те, чьи основы поднимались в воздух в самом начале двадцатого века, те, кто сражался друг с другом в первой и второй Мировых войнах, дрался в небе Вьетнама, Кореи, Египта и России, своими глазами видел пришествие ангелов и демонов.

Мы – мёртвые пилоты.

Мы сражаемся на стороне Ангельской Иерархии у Марса, Юпитера и Сатурна. Мы гибнем, а квантовая запутанность переносит наше сознание в тушку следующего клона. Раз за разом мы откатываемся в свои двенадцатилетние тела, рисуем на пятке следующего клона новую цифру и идём воевать. У меня на левой подошве полустертая цифра «8», это означает, что я умирал уже семь раз.

Наша психика издёргана сменой тушек и гормональными перепадами, тела страдают от слабой силы тяжести и лучевой болезни. В нашем сознании сформирована вторая личность, альтер – собеседник и помощник. Иногда это счастье, а иногда проклятие. Наши лучшие друзья – щены, такие же бессмертные собаки, пилотирующие боевые боты. Мы защищаем Землю, которую не помним. А может и не защищаем, может быть, Земля откупилась нами, выплатила дань Ангельской Иерархии.

Да, ещё мы любим мороженое, мультики и компьютерные игры – как дети.

Зато я влюбился в ангела.

И болтаюсь сейчас в рубке угнанного с Каллисто штабного корабля «жук» на пути от Юпитера к Сатурну.

Впереди ещё долгий путь и я могу наслаждаться тишиной и красотой межпланетного пространства.

– Не буду я этого делать в кровать!

Я зажмурился что было сил. Голос Хелен, донесшийся из жилого отсека, был хоть и тихий, но до невозможности дитячий и от этого пронзительный. Почти все пилоты, возродившиеся в новом клоне, говорят пискляво, да и ведут себя как малолетние придурки. Мы это называем «дитячеством». Мерзкое слово, но поверьте, само состояние ещё хуже!

Но с Хелен случай особый. Она, мой приятель Джей Робинс, ну и я сам, попали под странное излучение, которым падший престол Соннелон ударил по серафиму Иоэлю. С этого всё и началось.

У меня с Джеем начались странные приступы, в которых мы попадали в сознание своих земных основ. Не знаю, как Джей, а я даже могу чуть‑чуть влиять на его поступки (что, в общем‑то, совсем уж ни в какие ворота не лезет).

А Хелен после гибели и воскрешения стала совсем другой. Теперь у неё сознание её основы, которая жила в Лондоне в начале двадцатого века. Понимаете?

– Это не кровать, Хелен! – донёсся громкий шёпот Анны. – Это… такой скафандр. Для сна, отдыха… и всяких разных дел.

– Только маленькие невоспитанные дети делают это в кровать! – фыркнула Хелен.

Думаю, Анна понимала, что мы в рубке их слышим. А Хелен вряд ли.

– Тогда давай воспользуемся той штукой? – терпеливо спросила Анна.

– Но тут же нет дверей! Вдруг мальчики войдут?

Меня дёрнули за ногу. Я повернул голову, посмотрел на Борю. Мой бывший альтер, заполучивший тушку пятилетнего клона, напрягся, подтягивая меня вниз. Сам он цеплялся ногами за кресло и старался изо всех силы. Масса в невесомости никуда не девается, усилия приходится прилагать.

– Свят, надо что‑то с ней делать! – сказал Боря. – Объяснить ей, как устроен мир!

– Анна старается. Терпи, ей трудно. Она ведь стала настоящим ребенком, к тому же древним.

– Викторианская Англия, тоже мне, древность, – фыркнул Боря. – А как ты думаешь, она когда‑нибудь научится пилотировать истребитель? Хелен была хорошим пилотом… А если её посадить в кресло пилота, она может что‑нибудь вспомнить? А если её напугать? Закричать в ухо, когда спит? А давай

Когда наши разумы существовали в одном теле, Боря был лишь спокойным голосом в моей голове. Наблюдателем, аналитиком, советником. Наш психолог, Инесса Михайловна, говорила, что в моём случае альтер отвечает за анализ ситуации и её всестороннюю оценку. В общем‑то Боря и впрямь был голосом разума, другое дело, что я его не всегда слушал.

Но когда альтер обрёл собственное тело, пусть и списанное, пятилетнее, он изменился. Теперь разумных советов от него было не дождаться. Ему хотелось действовать, а не думать. Двигаться, говорить, спрашивать. Дитячество, одним словом!

Не понимаю, как вообще люди ухитряются воспитывать детей, а не убегать от них на край света, как только те начинают задавать вопросы!